Уголовное дело длиною в день

Очень много историй о современной прокуратуре можно написать, касаясь только темы статистики. Пресловутое божество АППГ, несколько лет назад крепко схватившее и подчинившее себе ведомство, дает обширное поле для творчества.

Естественно, что автор этих строк, работавший в свое время следователем прокуратуры, тоже стал жертвой коварного цифрового идола.

Эта в общем-то незатейливая и вряд ли интересная кому-нибудь, кроме юристов, история произошла в самом начале 2000-х годов, когда надзорным ведомством руководил Владимир Устинов.  В то время во все прокуратуры было спущено указание: нагрузка на следователей в районных прокуратурах не должна быть менее 2 уголовных дел, то есть в суд одним следователем каждый месяц должно было направляться два дела с обвинительным заключением.

Вопрос о том, где их брать следователям прокуратур в небольших сельских районах, никого особо не интересовал. Проблема была в том, что в таких прокуратурах следователи, как правило, расследовали уголовные дела об убийствах, изнасилованиях и превышениях сотрудниками органов внутренних дел должностных полномочий, изредка – взятки. Естественно, что в районах с населением в 8-12 тысяч человек количество таких тяжких и особо тяжких преступлений, подследственных прокуратуре, было невелико. Большую часть преступности составляли корыстные деяния – кражи, иногда грабежи.

Но областная прокуратура требовала выполнения плана, зональный прокурор звонил каждую неделю, интересуясь, что будет направлено в суд в этом месяце.

Некоторые прокуроры пытались найти выход, изымая дела у следователей милиции и отдавая их прокурорским следователям. В верхах это не поощрялось. Если дело было изъято без хоть какой-нибудь мотивировки о сложности или общественной значимости, то можно было получить по шапке. Но все равно так делали многие, идя на риск, так как устиновский план надо было выполнять. Главное, чтобы стояли заветные цифры в отчете, а что за ними кроется – взятка или кража алюминиевой посуды – не так уж и важно. Конечно, это были совсем крайние меры. Когда можно было найти дело своей, прокурорской подследственности, то всегда хватились за него.

Так и произошло в последний день одного из месяцев. Это было 30 или 31 число. Отчетная, роковая дата. Последний шанс принести жертву кровожадному статистическому зверю.

Автор, молодой следователь, едва успевший отработать 3 года, с утра был уведомлен прокурором, что в милиции чудом нашлось дело прокурорской подследственности.

− Александрович, надо это дело побыстрее в суд направить, − сообщил районный прокурор, отметив, что дело несложное.

Зная о коварстве слова «побыстрее», я уточнил, когда именно надо закончить, достаточно ли будет недели.

− Нет, там нечего расследовать.

− Три дня? – спросил я, зная, что это, в принципе, минимальный срок для «полного, всестороннего и объективного» расследования.

− Александрович, надо сегодня в суд направить, − прокурор в рабочей обстановке всех называл по отчеству.

− Сегодня?!

Я был настолько поражен, что уже не особо вникал в речь прокурора, который заявил, что дело уже «почти готово», жулик во всем признается, оставалось «только обложку и опись сделать».

Что такое «почти готово» я понял, когда прокурор принес мне стопочку бумаг. Там было листов 7-10. Стандартный набор: зарегистрированное заявление, осмотр места происшествия, объяснение потерпевшей стороны, объяснение предполагаемого обвиняемого, признававшего вину, да пара рапортов сотрудников милиции. Оказалось, что формально и дела уголовного не было.

Быстро пробежавшись по бумагам, я понял в чем суть. Местный пьянчужка выбил окно в соседнем доме, залез туда, переночевал, так как хозяйки дома не было, а утром ушел по своим делам. Потерпевшая, обнаружив разбитое стекло, обратилась в милицию, заявив о краже. Но быстро выяснилось, что никакой кражи не было, ничего из дома не пропало. Сотрудники милиции, сами инфицированные вирусом АППГ, были прекрасно осведомлены, что прокуратуре каждый месяц требуются «на выход» уголовные дела. Поэтому быстро появилось заявление потерпевшей о том, что она желает наказать пьянчужку за «жуткое» преступление, совершенное против ее конституционного права на неприкосновенность жилища. Знаменитая статья 139 Уголовного кодекса России «Нарушение неприкосновенности жилища» была палочкой-выручалочкой многих прокурорских следователей. Согласно требованиям уголовно-процессуального законодательства, такие дела расследовались только прокуратурой. Расследовать там, в принципе, было особо нечего, но при этом в отчете появлялось настоящее дело прокурорской подследственности.

Ознакомившись с материалом доследственной проверки, я в уме набросал план дальнейших действий и приступил к «расследованию».

Во-первых, мгновенно было напечатано постановление о возбуждении уголовного дела. Естественно, что этим документом должно начинаться расследование. Как правило, так всегда и было. Постановление о возбуждении было также важно с практической стороны: короткая фабула дела, которая была тщательно вычитана, привычно кочевала из одного процессуального документа в другой, немного облегчая работу следователю.

Все фигуранты дела, потерпевшая и подозреваемый, находились в РОВД. Там же был и конвой, который уже собирался ехать в город, чтобы привести арестованных из следственного изолятора в суд и к следователям. Изолятора временного содержания в РОВД не было, поэтому арестованных привозили ежедневно за 25 километров из областного центра. С сотрудниками конвоя у автора этих строк всегда были хорошие отношения, поэтому они согласились подождать 20 минут. Этого времени хватило на то, чтобы вынести постановление о назначении судебно-медицинской экспертизы (подозреваемый порезался, разбивая стекло), написать требование в информационный центр УМВД области, где планировалось получить сведения о судимости, а также запросы в областные диспансеры, чтобы узнать, не состоит ли «клиент» на учете у нарколога или психиатра.

Когда конвой уехал, прихватив с собой подозреваемого для проведения судебно-медицинской экспертизы, наступило время потерпевшей.

Было вынесено постановление о признании потерпевшей, проведен допрос – не самые сложные процессуальные и следственные действия по данному делу, если, конечно, здесь вообще уместно говорить о сложности.

С места происшествия были изъяты осколки стекла. Мною был проведен их осмотр и вынесено постановление о признании их вещественными доказательствами.

К тому времени в прокуратуру подошел и сам участковый милиции, который занимался первоначальным сбором материала. Он стал единственным свидетелем обвинения. Я допросил участкового об обстоятельствах дела, узнав, что ему сообщила потерпевшая.

Из характеризующего материала на безработного подозреваемого в деле была только характеристика с места жительства. Сведения о судимости (подозреваемый был судим) должны были привезти сотрудники конвоя. Оставались справки от врачей. Так как фигурант был зарегистрирован в районе, то для суда хватило бы сведений от местных нарколога и психиатра. Конечно, для полноты требовались справки из областных учреждений, но там могли случиться накладки, поэтому для подстраховки автор быстро добежал до районной больницы, получив информацию о том, что подозреваемый не состоит на учете.

После этого был составлен проект постановления о привлечении в качестве обвиняемого.

Примерно к 15-30 у автора уже были в деле: заключение судебно-медицинской экспертизы о том, что порезы на руках подозреваемого могли быть причинены стеклом (раньше СМЭ живых лиц, как правило, всегда делали и готовили заключение в день обращения), сведения из ИЦ УМВД о судимости и – о, чудо! − сведения из областных диспансеров.

После этого по телефону в районный суд был сделан запрос на приговоры в отношении подозреваемого. Через 15 минут копии приговоров уже были в деле – от суда до прокуратуры было идти 200 метров. Естественно, что и запрос на приговоры с сопроводительным письмом из суда также были напечатаны и лежали в материалах.

Был приглашен адвокат из местной юридической консультации, так как было понятно, что у фигуранта нет денег нанимать защитника самостоятельно.

Подозреваемому предъявлено обвинение, он был допрошен, ознакомлен с результатами экспертизы.

Время на часах было около 16-30. После этого было составлено уведомление об окончании следственных действий. Потерпевшая знакомиться с материалами отказалась, поэтому оставался только обвиняемый и его защитник.

Пока сторона защиты знакомилась с материалами дела, у автора было 10 минут, чтобы дописать обвинительное заключение. В этом итоговом документе с учетом требований закона было указано, что срок следствия составляет одни сутки, в действительности же срок составлял чуть более 8 часов.

Около 17 часов обвинительное заключение было готово и отдано прокурору. В то время, когда прокурор читал его, автор этих строк быстро нумеровал материалы дела и составлял опись.

Через 20 минут прокурором было утверждено обвинительное заключение, к тому времени дело было уже сшито при помощи старого доброго следовательского станка.

Далее оставалось сделать техническую работу. Необремененному какими-либо хлопотами, а поэтому мирно ждавшему возле прокуратуры обвиняемому было вручено обвинительное заключение, и он отправлен восвояси.

Затем было составлено сопроводительное письмо в суд. И уже в 17-40 заведующая канцелярии нашей маленькой районной прокуратуры несла уголовное дело в суд. Все статистические карточки во славу божества АППГ к этому моменту были уже подписаны.

− Молодец, Александрович. Пошли чайку теперь попьем.

Мой прокурор был скуп на эмоции, но я почувствовал, что он был очень рад, когда я в очередной раз его не подвел.

Сергей Морозов,

бывший следователь прокуратуры