Внучка репрессированного брянца попросила не звать Сталина

Нелли Гришина, внучка репрессированного брянца, обратилась к тем, кто превозносит Сталина и призывает навести «порядок» его методами. Что такое эти методы, простая русская семья Луковниковых испытала на себе. Об этой трагедии и рассказала Нелли Гришина.

Фотография семьи моего деда Луковникова Василия Семёновича за год до ареста (1937 год) − из семейного архива. Слева направо: мой отец Луковников Станислав Васильевич, ему здесь девять лет примерно, его отец, мой дед, моя тётя Нинель (13 лет), моя бабушка Елизавета. Говорят, я на неё похожа. Здесь они ещё ничего не знают, сидят счастливые и уверенные в завтрашнем дне, за обеденным столом, чаёвничают, а дамоклов меч репрессий уже занесён над их головами.

Я знаю, что говорю.

По моей семье асфальтовым катком прокатилась сталинская эпоха. То, что я есть, как и мои сёстры, это благодаря нашим ангелам хранителям. Мы проросли сквозь небытие, уготованное тем страшным временем нашему деду, Луковникову Василию Семёновичу, его жене, нашей бабушке Елизавете, их дочери, нашей тёте Нинель и их сыну, нашему отцу Луковникову Станиславу Васильевичу.

Веточку нашего рода на нашем генеалогическом древе рубанул топором наотмашь тот самый донос. Того самого слесаря, что работал в гараже под началом нашего деда. Деда посадили, дали 10 лет лагерей как английскому шпиону, слесаря поставили на место нашего деда заведующим гаражом. Деду сломали жизнь, слесарь сделал карьеру. Я помню его, слесаря, тогда уже начальника, важного, в хромовых сапогах, неразговорчивого, живущего обособленно. Он выделялся нелюдимостью среди односельчан, вокруг него всегда ощущалось пустое пространство, никем не нарушаемое. Я была ребёнком, но помню, что даже его дети ни с кем не дружили, как обычно бывает с деревенскими детьми, его дети тоже несли на себе печать позорной тайны их отца. То, что это он написал донос, узнал наш отец, когда поехал за справкой как сын репрессированного по политической статье и реабилитированного в девяностых годах в комитет ФСБ нашей области, где ему показали Дело на его отца и все документы в деле. Там был и тот самый донос. С датой и подписью.

Дед, мой умный, добрейшей души человек, честнейший, образованный, веривший в силу правды. Коммунист. Он откликнулся на призыв партии, уехал из Москвы, бросил насиженное место, бросил свой завод, на котором работал гл. механиком цеха, поехал в числе двадцатипятитысячников поднимать колхоз. Поднял. А его в лагеря на 10 лет как шпиона.

Я не могу себе представить, как они жили, моя бабушка с детьми, как пережили весь это ужас, как она сохранила себя и деток. Тётя рассказывала, когда отца арестовали, их сразу же выгнали из служебной квартиры. Выгребли из дома всё ценное, у деда было именное оружие, охотничьи ружья, хорошие фотоаппараты, какие-то семейные реликвии, всё мало мальски ценное конфисковали, а их, маму с двумя детками, попросили на выход в чём они были. Они скитались по чужим углам, а на квартиру никто не хотел пускать, к ним относились как к прокажённым, семья врага народа, как бы тень на них не бросила. Потом пришли за коровой кормилицей. И тогда моя четырнадцатилетняя тётя вышла к ним с вилами и сказала: корову не отдам, не подходите, запорю вилами. И эти взрослые дядьки при исполнении корову не забрали, что их остановило, не знаю. Эта корова не дала пропасть с голоду бабушке с детьми. Тётя носила в Красную гору (районный центр) молоко и масло, продавала, тем и жили. Она очень хорошо рисовала, как и её отцец, как и мой отец, как и я. В тот роковой тридцать восьмой тётя должна была поехать в Москву поступать в художественное училище. Арест отца поставил крест на её будущем художницы. Потом она стала простым маляром. Но она была рукодельницей, вязала на продажу кружевные, модные в то время воротники, ажурные подзоры на кровати, изделия охотно покупали односельчане. Выживали как могли.

Не представляю как рос мой отец, сын врага народа. Выжил, стал хорошим механизатором, хотя у него тоже был талант художника.

Дед отбыл 9 лет лагерей из присужденных десяти, вернулся домой смертельно больной с последней стадией туберкулёза, год прожил и умер.

Не могу забыть и не могу простить всем, кто сломал ему жизнь. Хочу надеяться, что все, кто был причастен, понесут наказание вплоть до седьмого колена.

И мне страшно слышать «Сталина на вас нет» − крылатое выражение, которое многие применяют, разгорячась в дискуссии на тему: вот в советское время была правильная идеология и люди были хорошие в большинстве своём. И всё было хорошо.

В аду хорошо не бывает. Хотя в нём тоже живут.

Кого не коснулось, кто не в теме, кто не верит, кто не знает, что это такое, сталинские репрессии, пусть откроет Книгу памяти жертв политических репрессий.

Нет Сталина и не надо. Не будите лихо, пока оно тихо.

Люди во все времена одинаковые, если кто не заметил. Времена бывают разные. Времена, когда можно написать донос на соседа, коллегу или просто на того, кого «я не читал, но осуждаю», это плохие времена. В такие времена паршивцы ходят первыми и побеждают. И не надо думать, что если ты наидобрейший, наисправедливейший, наиобразованнейший, или почти самый наибольший начальник, то тебе можно спать спокойно и не вздрагивать от скрипа тормозов чёрного воронка под твоим окошком.

Он приедет, Воронок, когда ты будешь крепко спать после трудового дня, тебе будет сниться хороший сон, который разбудит громкий стук в твою дверь и твоя жизнь как честного, порядочного со всех сторон человека, гражданина, отца семейства, мужа и отца, а также сына, брата, свата, друга и соседа в этот момент закончится. Тебя на Воронке увезут в другую жизнь, где ты будешь Никто. У тебя отберут все твои звания, а самое главное, у тебя отберут звание человека, ты станешь рабом системы. И система будет играть с тобой как кошка с мышкой. Захочет − съест кошка мышку, не захочет, обожравшись до отвала других мышей, отпустит полуживую.

Тебя отберут у твоих детей, у твоей любимой женщины, твою семью обрекут на хождение по мукам. Потому что система такая, адская, требующая: сдай того, кто лучше тебя и меня, кто может разобраться с системой. Сдай и получишь приз − жизнь, возможно, даже благополучную.

И бесполезно доказывать, что ты хороший человек и гражданин, в доносе ясно написано: говорил, произносил, ругал, враг народа, шпион и точка. Донос − это уже приговор мышке.

Меч под названием «Чистка рядов от классовых крагов» будет проноситься и над твоей головой методично и непредсказуемо. Подлость непредсказуема, она может вылезти, как домОвый гриб, там, где её никто не ждёт. Вылезет и разрушит твой дом, твою крепость. Крепости падают от предательства. Подлость любит нападать неожиданно, когда люди спят крепким сном, особенно под утро.

А подлость разрешённая, подлость в виде государственной политики, подлость, позволяющая пробиться наверх по трупам классовых крагов − это самая большая из всех существующих подлостей. Главное − чтобы глаз честностью горел, чтобы делать так, как нужно тем, кто циркуляры вниз спускает, кто разнарядки даёт на энное количество врагов народа в коллективе.

И потом по трупам, по трупам вверх, вверх по карьерной лестнице. Донос написать − это так просто. И держать лицо надо обязательно. Важным надо быть, представительным, степенным, нести себя надо как хрустальную вазу, чтоб никто не догадался, какое ты дерьмо в самом деле, чтобы ваза не качнулась, а то грязь выплеснется и все увидят кто ты есть.