Коррупционеры пьют за самый гуманный суд

Верховный суд России опубликовал данные о результатах борьбы со взяточниками в 2018 году. Итоги, прямо скажем, вызывают оторопь: за получение взятки (средняя сумма по приговорам — 609 тысяч рублей) осуждены 2167 человек, за получение мелкой взятки (до 10 тысяч рублей) — 3722 человека. Эксперты утверждают, что крупных взяточников у нас ловят не более 5%, а мелких — не более 0,5%. Неудивительно, что Генпрокуратура уже объявила: только за первые два месяца 2019-го количество преступлений коррупционной направленности уже выросло на 8%.

По степени коррумпированности наша страна стабильно занимает одно из ведущих мест — в компании с Киргизией, Доминиканской Республикой, Лаосом и Папуа — Новой Гвинеей. Десятками принимались законы, ужесточающие наказания за коррупцию, но положение не менялось. И лишь в 2017-м число преступлений, связанных с получением взятки, сократилось на 40%. А число дел о даче взятки сократилось на 51%.

Причина простая: в стране началось масштабное внедрение электронного документооборота, от чиновников (главных получателей взяток) стало зависеть меньше — вот и давать им стали реже. Но одновременно участились случаи разоблачения взяточников в погонах, ведь с контролирующих служб никто «планов по посадке коррупционеров» не снимал…

Параллельно набирает силу другой процесс — усиления государства в экономике.

«Власть уже не просто устанавливает правила, а пытается регулировать всю хозяйственную систему страны», — говорится в докладе Федеральной антимонопольной службы «О состоянии конкуренции в 2018 году».

Это происходит и на федеральном уровне, и в регионах, власти которых вмешиваются в бизнес и не пускают на рынки компании из других регионов.

«Ситуацию во многих регионах я бы назвал экономическим феодализмом. Нет ни частного сектора, ни капиталистических отношений, а есть вассалы и князья — госаппарат, который вмешивается в частный бизнес» — это говорит не оратор с Болотной, а государственный муж, глава ФАС Игорь Артемьев.

Доля госсектора в экономике разрастается. Перед кризисом 1998 года она оценивалась примерно в 25% ВВП, пишет ФАС, в 2008-м — в 40-45%, к 2013 году превысила 50%. В 2017 году она могла превышать уже 60-70% ВВП, и в 2018-м ситуация существенно не изменилась.

А чиновнику только того и надо. Например, в 2017 году больше четверти всех государственных контрактов были заключены с единственным поставщиком. В 2018-м эта доля составила 52,4%. Нетрудно понять, как в таких «тепличных» условиях подбираются «единственные и неповторимые».

Одновременно ничего не делается для установления ответственности чиновников за «бюрократическую волокиту». Известный юрист Михаил Барщевский приводит пример:

«Предприниматель решил открыть в небольшом городке продуктовую палатку и пришел за разрешением к местному чиновнику. Тот говорит: нет. Бизнесмен по закону может обратиться в суд и обжаловать отказ, но в современных реалиях у него два варианта: плюнуть и забыть о желании что-либо строить или же тупо заплатить чиновнику. Знал бы человек, что суд примет его сторону, ни за что не стал бы тратиться на подкуп должностного лица. Зачем деньгами зря сорить?»

Но судебная система в стране не заслуживает доверия населения. По опросам, 50% россиян в разной степени не доверяют российской судебной системе в целом. Количество доверяющих и не доверяющих в разной степени мировым судьям примерно равное. Зато, отвечая на вопрос, одинаково ли отношение судебной системы к оппозиционерам и чиновникам, 57,8% уверенно ответили, что приговоры чиновникам значительно мягче.

А ведь заняться «лечением» судебной системы и получить реальный выигрыш значительно легче, чем перестроить всю отечественную бюрократию.

Есть еще один способ «лечения» госаппарата — обязательное применение для проверок детектора лжи — полиграфа. В марте 2013 года, например, московских чиновников в очередной раз проверили на полиграфе. У госслужащих «измеряли» склонность к коррупционной деятельности. В итоге от работы с госзаказами были отстранены 39% управленцев. Но в федеральном масштабе повторить этого не получилось: в декабре 2010 года в Госдуму поступил законопроект «О применении полиграфа», а через два года документ сняли с рассмотрения — якобы «из-за несоблюдения авторами текста правил внесения законопроекта». И все — больше таких попыток не повторялось!

Особенно нужен такой способ проверки в полиции. Но… Когда в апреле 2009-го пьяный начальник царицынского ОВД майор Евсюков расстрелял в супермаркете ни в чем не повинных людей, тогдашний глава МВД Рашид Нургалиев обещал потрясенной общественности произвести в кадровой политике ведомства революцию и поставить на службу легендарный полиграф, который станет барьером для проникновения мерзавцев в славные ряды милиции. И что же? Уже и милиции нет, и того министра нет, а полиграфа… тоже нет!

Кстати, закон об оперативно-розыскной деятельности и без того с 1992 года разрешает применение детектора лжи для оперативных целей. Используют его в основном для сужения круга подозреваемых и только с их добровольного согласия. А вот заставить соискателей государственных постов, а также полицейских блях проходить обязательную проверку на полиграфе можно лишь с введением специального закона. А его тоже нет.

Со взяточниками пытались бороться усилением материальной ответственности — приняли федеральный закон, предусматривающий штрафы за соответствующие преступления не в фиксированной сумме, а в размере, кратном сумме взятки. Должностным лицам устанавливались штрафы от 25-кратного до 100-кратного ее размера. Размер взыскиваемой суммы стал зависеть от должности чиновника, законности действий, за которые ему заплатили, а также размера взятки (значительный размер — более 25 тысяч рублей, крупный — более 150 тысяч, особо крупный — более 1 млн). Единственное ограничение — кратный штраф не мог превышать полмиллиарда рублей.

И что же? Вся правоохранительная система дружно саботировала этот закон, штрафы не собирались, а в 2015 году Госдума снизила размеры кратных штрафов до 10 раз.

Не прижилась в России и статья 20 Конвенции о борьбе с коррупцией, согласно которой можно было конфисковать у чиновников активы, за законность которых они не могли отчитаться.

То есть система остается прежней: чиновники воруют, полиция их ловит: одного из 20. И эта «борьба нанайских мальчиков» может продолжаться до бесконечности…

А в это время

Вчера случилось знаковое для Забайкалья событие: суд Читы приговорил экс-министра здравоохранения края Михаила Лазуткина к 12 годам колонии строгого режима и выплате в казну 20 млн рублей. Сумма по местным масштабам солидная, но отставной чиновник вряд ли разорится. Как нетрудно догадаться, осужден он за крупные взятки, которые получал от местных предпринимателей.

Вот, к примеру, два типичных эпизода, прозвучавшие при оглашении приговора. В 2014 году он получил от руководителя коммерческой фирмы на лапу 9 млн рублей за то, что поспособствовал заключению восьми госконтрактов на общую сумму более 60 млн рублей на поставку медицинского оборудования в районные больницы края. В 2015-м Лазуткин получил взятку в 5,2 млн от руководителя другой фирмы, выигравшей аукцион на поставку томографа в местный диспансер…

Для упрощения доступа к казенным деньгам краевой министр создал при своем ведомстве центр материально-технического обеспечения для подготовки и проведения аукционов в обход краевого департамента госзакупок и назначил им руководить подельника…

Правоохранителям прекрасно известна эта преступная схема — откаты за доступ к госконтрактам. Никто точно не скажет, сколько таким путем перетекает из бюджета в карманы чиновников, вечно путающих свою шерсть с государственной. Можно только догадываться по отчетам аудиторов Счетной палаты, которые при подведении итогов года называют суммы нецелевого использования бюджетных средств.

В этой истории если есть чему удивляться, так это суровому приговору. Хотя, чтобы его вынести, читинским прокурорам пришлось изрядно постараться. Дело отставного министра расследовали два года. И других громких процессов над взяточниками в Забайкалье не припомнят: видимо, на них у правоохранителей сил уже не осталось.

Источник: «Труд»