Зачем Брянск чтит имена террористов?

Несколько раз «Брянские новости» поднимали вопрос о том, почему в Брянской области до сих пор чтут террористов. Теперь об этом заговорили громче и в федеральной прессе. Сегодня широко обсуждается статья, опубликованная изданием «Столетие». Она так и называется: «Чтим память террористов?»

В августе 1918 года в Петербурге социалистом Каннегиссером был убит руководитель Петербургской чрезвычайной комиссии Урицкий. Большевики ответили террором. Число жертв никогда не будет подсчитано – не для того большевики захватили власть.

Мало кто знает, что пострадали тогда не только те, кого ленинцы считали «контрой». Были расстреляны даже 9 брянских грабителей!

Об этом свидетельствует историк:

 «В ответ на убийство тов. Урицкого и покушение на тов. Ленина… красному террору подвергнуты», по постановлению Сумской (Харьковской губ.) уездной Ч.К., трое летчиков; Смоленской Областной Комиссией 38 помещиков Западной Области; Новоржевской – какие-то Александра, Наталия, Евдокия, Павел и Михаил Росляковы; Пошехонский – 31 (целыми семьями: 5 Шалаевых, 4 Волковых), Псковской – 31, Ярославской – 38, Архангельской – 9, Себежской – 17, Вологодской – 14, Брянской – 9 грабителей (!!) и т. д.»

Если спросить главного брянского коммуниста Степана Понасова или его помощника Андрея Архицкого, как звали Володарского, именем которого назван целый район Брянска, они не смогут ответить. В лучшем случае скажут, что его звали «В.» Как же так, фамилией Володарского назван район, а у самого революционера не было имени? Не было и не могло быть, потому что звали его в действительности Моисей Гольдштейн. Володарский – псевдоним. Иногда чекиста называли Владимиром, но в «Красной газете» перед фамилией иногда ставили букву «М».

Разве это не унижение для Брянска? Так чьи имена носят названия районов и улиц Брянска? Об этом призывает задуматься «Столетие». 

На днях в самом центре северной столицы состоялось открытие мемориальной доски в память… главы Петроградского ЧК Моисея Урицкого. Она установлена на Дворцовой площади, на восточном фасаде здания Главного штаба, в том самом месте, где он был убит молодым поэтом Леонидом Каннегисером. Надпись на мраморе гласит: «30-го августа 1918 года на этом месте погиб от руки правых эсэров – врагов диктатуры пролетариата – Моисей Урицкий борец и страж социалистической революции».

Эта часть здания принадлежит Государственному Эрмитажу, а потому на церемонии открытия доски выступил его директор Михаил Пиотровский, который попытался объяснить появление этой странной доски тем, что, мол, «история – вещь сложная», а Урицкий и Каннегисер, были «яркими, интересными фигурами».

Но напомним, кем он был на самом деле. Родилась эта «яркая и интересная фигура», «борец и страж» в Черкассах в зажиточной купеческой семье. Как свидетельствует Википедия, Урицкий «получил традиционное религиозное иудейское образование, изучал Талмуд». Окончил юридический факультет Киевского университета. Однако работать не захотел, а примкнул к революционерам, готовившим захват власти в России, и вскоре эмигрировал. В 1916 году жил в Стокгольме. Был корреспондентом парижской газеты «Наше слово», редактировавшейся Троцким. Вернувшись в Россию, Урицкий быстро сделал карьеру у большевиков, и в марте 1918 года стал председателем Петроградской ЧК, совмещая этот пост с должностью комиссара внутренних дел Северной области.

Здесь Урицкий проявил себя, как одна из самых зловещих фигур первых лет правления большевиков. По отзыву Луначарского, Урицкий был «железной рукой, которая реально держала горло контрреволюции в своих пальцах». В.П. Зубов, организатор музея в гатчинских дворцах, — один из задержанных, которых Урицкий допрашивал лично, так описал свою первую встречу с главой Петроградской ЧК: «…перед серединой стола сидело существо отталкивающего вида, поднявшееся, когда мы вошли; приземистое, с круглой спиной, с маленькой, вдавленной в плечи головой, бритым лицом и крючковатым носом, оно напоминало толстую жабу. Хриплый голос походил на свист, и, казалось, сейчас изо рта станет течь яд. Это был Урицкий…»

«Как сейчас помню его коротенькую фигурку на кривых ножках, когда он раскачивающейся походкой, ежеминутно поправляя пенсне на носу, шел к своему столу, – вспоминал А. Ильин. – Мы никогда не узнаем, сколько людей погибло по приказам этого урода-алкоголика».

Террор, развернутый чекистами Урицкого в Петрограде, был направлен на физическое уничтожение не только «контрреволюции», но и всех, кто хотя бы потенциально мог не поддержать большевиков.

По его личному распоряжению были расстреляны демонстрации рабочих, возмущенных действиями новой власти; подвергнуты пыткам, а затем убиты офицеры Балтийского флота и члены их семей. Несколько барж с арестованными офицерами были потоплены в Финском заливе. Петроградская ЧК обрела репутацию поистине дьявольского застенка, а имя ее главы наводило ужас.

За творимые в ЧК зверства Урицкий и был застрелен молодым поэтом Леонидом Каннегисером. В отместку «за Урицкого» чекисты расстреляли по всей стране заложников из представителей «непролетарских классов» (в одном только Петрограде были убиты более тысячи человек – в том числе женщин, стариков и детей). Похоронен этот палач был в центре Петербурга, на Марсовом поле, где проходили когда-то парады уничтоженной большевиками русской армии. Имя Урицкого одно время носила даже Дворцовая площадь в Ленинграде, лишь в 1944 году ей по распоряжению Сталина вернули прежнее название.

О том, как в Петербурге относятся к этой зловещей фигуре, свидетельствует тот факт, что еще в 2012 году неизвестные сняли мемориальную доску с дома на 8-й линии Васильевского острова, в котором жил Урицкий. Из-за протестов горожан на прежнее место ее так и не вернули, и восстанавливать не стали. Но его имя до сих пор носит посёлок, улица в г. Колпино и улица в Кронштадте (бывшая Михайловская), хотя местные жители и требуют ее переименовать.

Накануне появления мемориальной доски на Дворцовой площади в северной столице состоялся пикет. О своей позиции заявили и старейшие национальные организации России, обращаясь к потомкам русских эмигрантов. «Более четверти века наш народ медленно и мучительно преодолевает тяжкое наследие тоталитаризма, возвращаясь к Православной вере, восстанавливая страницы своей подлинной истории, имена национальных вождей и героев, – говорится в заявлении. – К сожалению, существующая в Российской Федерации законодательная база, общий низкий уровень исторических знаний и инерция сознания значительной части населения, доставшиеся стране от советской системы, не способствуют тому, чтобы этот жизненно важный для России процесс шёл быстрее».

«Верхом цинизма» назвал установку мемориальной доски Урицкому на Дворцовой площади в интервью агентству «Царьград» генерал-лейтенант Службы внешней разведки РФ в отставке, зампредседателя общества «Двуглавый орел» Леонид Решетников. По его словам, «ставить доску человеку, который занимался преследованием людей и убийствами в 1918 году, причем как жертве теракта, – это антиисторический подход».

Причины, толкнувшие Каннегисера на убийство, до сих пор неясны, отметил он.

«Есть разные варианты. Говорят, что якобы он за кого-то мстил, есть вариант, что у них были интимные отношения с Урицким. Ставить доску этому человеку — это потеря исторической реальности, это издевательство над исторической памятью», – отметил генерал.

«Нет доказательств, что его убийца был связан с политической организацией. Убийство произошло на личной основе, скорее всего. Не скрывать и не замазывать, как замазывают те, кто поставил эту доску. Этого нельзя делать сейчас, когда идет новое поколение нашего народа, засорять ему сознание нельзя, как засорили сознание многим людям, жившим в системе Советского Союза. Бороться – только просвещением, разоблачением, новыми публикациями на эту тему, они должны пробиваться через эту завесу лжи и лицемерия», – подчеркнул он.

СМИ отмечают: акция с доской выглядит как настоящее кощунство еще и потому, что в здании, где ныне она установлена, расположена экспозиция «Музей Русской Гвардии», посвящённая русским воинам, сражавшимся и не жалевшим своих жизней за Веру, Царя и Отечество, многие из которых стали жертвами большевицкого террора, развязанного большевиками и чекистами Урицкого.

Следует также напомнить, что недавно в том же Санкт-Петербурге по распоряжению местных властей была демонтирована мемориальная доска адмиралу Александру Колчаку. По всей видимости, в отличие от Моисея Урицкого, выдающийся полярный исследователь и русский флотоводец, Верховный Правитель России адмирал Колчак в глазах тех, кто распорядился демонтировать эту доску, «яркой и интересной фигурой» не является.

Но самое поразительное еще и другое. Именно большевики до сих пор – самые популярные персонажи в топонимике Петербурга. Причем, первенство в этой области принадлежит… Моисею Марковичу Гольдштейну! Не знаете такого? Конечно, потому что в советские времена он был больше известен под своей партийной кличкой – Володарский.

Имя Володарского до сих пор носят мост, железнодорожная станция, проспект, поселок, девять улиц в пригородах. Ленин в городской топонимике города на Неве занимает только второе место, а на третьем другой революционер – Киров.

А кто ж такой был этот товарищ Володарский? Сегодня, кроме историков и краеведов, про него мало кто знает. В энциклопедиях написано, что сразу после Октябрьского переворота он, бывший портной (в возрасте 27 лет!), занял пост комиссара по делам печати. Прославился тем, что сразу закрыл в Петрограде 150 газет и ввел самую свирепую цензуру. За что и был в 1918 году убит своим же соратником по революции – эсером, и похоронен потом на Марсовом поле вместе с главой питерского ЧК Урицким и латышскими стрелками. Впрочем, есть еще версия, будто на самом деле тов. Володарский присвоил, не поделившись, награбленные у «буржуев» драгоценности, и был за это «ликвидирован» своими же коллегами. Ленин тут же воспользовался убийством и издал свое знаменитое распоряжение о необходимости «поощрять энергию и массовидность террора». Так и было сделано: за смерть бывшего портного поплатились сотни заложников – не имевших к этому никакого отношения мирных жителей Петрограда.

До сих пор жив в городских названиях Петербурга и такой зловещий персонаж революционных лет, как «героический» матрос Дыбенко. Его имя носят проспект, станция метро и даже новый популярный гипермаркет – МегаДыбенко. Грузчик рижского порта, он стал председателем Центробалта, безжалостно вешавшим и топившим в прорубях боевых русских офицеров и адмиралов. Современники вспоминали, что озверевшие «братишки» Дыбенко катались на рысаках по офицерским трупам, втаптывая их в снег и навоз.

В феврале 1918-го на фронте Дыбенко чуть не погубил молодую республику – сдал Нарву немцам, открыв им дорогу на Петроград. Его «братишки» раздобыли бочку спирта, перепились, а потом драпали с криком «Полундра!». Бежал и сам «героический матрос», отыскали его только на Волге. Хотели расстрелять, но за него вступилась «подруга Ленина» Александра Коллонтай.

Под конец жизни, когда революция уже стала пожирать своих детей, Дыбенко оказался на посту заместителя наркома лесной промышленности, другими словами, возглавлял лесоповал, был одним из главных вертухаев ГУЛАГа. В конце концов «героического матроса» арестовали, обвинили в пьянстве, моральном разложении, шпионаже в пользу США и расстреляли.

Есть в Петербурге и улица, даже целый проспект, который до сих пор носит имя Белы Куна. Этот венгерский коммунист участвовал в расстреле царской семьи, массовой «ликвидации» заложников и «классовых врагов» в Сибири и зверской расправе над офицерами в Крыму.

Его отряд, сформированный из венгров-интернационалистов, а также отряды латышских стрелков отличались невиданной, даже в годы Гражданской войны, жестокостью и принимали участие во всех карательных операциях большевиков.

В Крыму многие офицеры поверили «слову чести» Фрунзе о «прощении», остались на полуострове и потом пришли на пункты сбора. А потом по приказу Белы Куна, назначенного председателем Крымского ревкома, и Розы Землячки их стали расстреливать из пулеметов и топить в море…

Так были уничтожены десятки тысяч офицеров.

Жители Петербурга по праву гордятся сегодня своим городом, который возрождается и хорошеет. Но вот можно ли гордиться улицей, на которой живешь, если до сих пор она носит имя Белы Куна или Дыбенко, а на Дворцовой площади висит мемориальная доска памяти палача Урицкого? Растут дети, которые ничего не знают о «революционных подвигах», а точнее, преступлениях этих персонажей и, наверное, думают, что они и в самом деле были какими-то героями.

В Москве тоже до сих пор хранится память о преступниках и убийцах. Например, одна из станций метро называется Войковская в память о революционере Петре Лазаревиче Войкове. Чем же он прославился, что до сих пор его имя носит не только станция метро, но еще 131 (!) улица в России, Белоруссии и на Украине?

Родился Войков в Керчи. Потом поступил в Петербургский горный институт, откуда был исключён за революционную деятельность. Стал боевиком, участвовал в покушении на ялтинского градоначальника Думбадзе. Эмигрировал, а потом вернулся в Россию вместе с Луначарским. Оказался в Екатеринбурге, где «прославился», как один из организаторов расстрела царской семьи. Был одним из руководителей варварской операции по разграблению российских национальных сокровищ – продаже за рубеж по крайне низким ценам сокровищ императорской фамилии, Оружейной палаты и Алмазного фонда. Затем он был отправлен послом в Варшаву, где его застрелил русский эмигрант. «В ответ» на убийство Войкова большевистское правительство бессудно казнило в Москве в ночь с 9 на 10 июня 1927 года 20 представителей знати бывшей Российской империи.

Отказывая инициативным группам в просьбах произвести изменения и убрать из топонимики наших городов одиозные имена, местные власти, как правило, ссылаются на то, что, мол, это – затратные мероприятия, надо делать новые таблички на улицах, менять почтовые адреса, а денег на это в бюджете нет и т.п. Другие отмахиваются: к чему обо всем этом теперь вспоминать? Это все – давно история.

Но вот именно по этой причине и нельзя забывать! Надо помнить, что массовый террор в России, а фактически геноцид русского народа начался задолго до 1937 года. И начали его первыми вовсе не Сталин, а Ленин, палачи вроде Урицкого и Войкова, «братишки» Дыбенко и «интернационалисты» вроде Белы Куна; теоретическую базу под расправы подводили комиссары вроде Володарского, а начали кровавую бойню в России теоретики и руководители геноцида вроде Свердлова – палача царской семьи.

А потому на этом фоне неожиданное появление в центре Петербурга мемориальной доски одному из организаторов этого геноцида ничего кроме возмущения вызвать не может.