Находчивость и инициатива. Посвящается целеустремленным людям

Денис Передельский родился в 1977 году в семье военнослужащего. В 1994 году окончил Карачевскую среднюю школу имени Горького, в 1999 году − Орловский государственный технический университет. Служил в погранвойсках. Член Союза журналистов России. Работал на заводе «Электродеталь» электроэррозионистом, корреспондентом и обозревателем в газетах «Заря» (Карачев) и «Орловские новости» (Орел). С 2005 года – собственный корреспондент «Российской газеты».

Первые литературные публикации появились в газете «Заря» в конце 1990-х годов. Автор серии иронических детективов, романов «Избирательный долг», «Время тишины», сборника рассказов «Последние дни Спартака». Лауреат российских и международных литературных и журналистских конкурсов.

 

Денис Передельский

Находчивость и инициатива 

Посвящается целеустремленным людям 

Если бы кто-то в то прекрасное, солнечное, чудесное утро сказал Мышкину, что именно с него, с этого чудесного утра, начнутся его, Мышкина, неприятности, то он бы не поверил. Он бы счел такого человека сумасшедшим. Он бы уверенно заявил дерзкому собеседнику, что только умалишенному могла прийти в голову столь нелепая мысль. Утро утру рознь. Проснувшись, человек сразу понимает, что день будет превосходным, либо ощущает прямо противоположное. Увы, Мышкин забыл, что человеку свойственно ошибаться. И как бы ни твердил тебе внутренний голос, что все будет хорошо, один миг способен перевернуть судьбу. 

На работу Мышкин явился, то насвистывая, то напевая какой-то бодрый мотив из тех нелепых простеньких мотивчиков, что невольно приклеиваются на несколько дней, едва услышишь их по радио или ТВ. Мышкин понятия не имел, какую именно мелодию он то насвистывает, то напевает, но ему это нравилось, а остальное его не интересовало. В конце концов, он – начальник. Значит, имеет право насвистывать и напевать.

Некоторое  время он провел за изучением каких-то бумаг, продолжая то насвистывать, то напевать. Внезапно дверь распахнулась, и в его кабинет ворвалась фурия. Мышкин взглянул на застывшую в нескольких шагах от его стола особу со смесью негодования и удивления. Никто за два с половиной года его работы на высоком посту не осмеливался к нему врываться. Конечно, в администрации региона, где он трудился, были чины и повыше, и их было немало. Каждый из них мог ворваться к нему в кабинет. Однако статус не позволял им совершать подобные поступки. Мышкин столкнулся с невиданным ранее явлением.

Он осмотрел девушку. На вид года 23. Или лет 16, а может, и все 36, кто сейчас с ходу разберет, какого возраста особа? Для этого требуется тщательное исследование с химическим анализом в лабораторных условиях. Гостья определенно относилась к числу тех девушек, которые отличаются крупным телосложением и внушительной массой. Такую трудно спрятать в шкафу или скрыть под кроватью. Она была высока. Мышкин даже подумал, что ее можно назвать дамой из подвида дородных. Если верить классику, такие бабы, видимо, в прошлом и врывались в горящие избы, если только под руку не подворачивался конь, которого надо было остановить на скаку.

Какой-нибудь великан, несомненно, счел бы ее привлекательной. Белокурая и пропорциональная. Но мощная, какая же она мощная, подумал Мышкин. Настоящая амазонка, если не считать цвета волос. Но какое ему дело до ее происхождения? Никто не имеет права врываться к нему в кабинет. Это не дозволено даже отряду амазонок, драпающему от голодных динозавров. А тут всего лишь одна отбившаяся от стада особь. Крупная, да, но ведь всего одна. Мышкин нахмурил брови, грозно прокашлялся и строго спросил:

− Кто вы? Что вам надо?

В дверях за спиной амазонки замаячила фигура секретарши. Она всегда  становилась непреодолимой преградой на пути любого визитера. Мышкин был уверен, что эта женщина с легкостью обезвредит Кинг-Конга, донельзя обиженного холодным приемом людей. Но сейчас что-то было не так. Секретарша явно подавала ему какие-то знаки. Она размахивала руками, напоминая попавший в эпицентр урагана ветряк. Мышкин не понимал язык жестов. Он даже слова не всегда понимал, поэтому поведение секретарши показалось ему не только подозрительным, но и возмутительным. Отчаявшаяся женщина вынырнула из-под локтя амазонки и виновато пролепетела:

− Вот, прорвалась… 

Мышкин удовлетворенно хмыкнул. Ситуация прояснялась. Он понял, что к нему в кабинет ворвалась визитерша, не заметив преграды в виде секретарши. Она могла бы дать фору Кинг-Конгу. Еще немного, и ситуация прояснится полностью. Мышкин решил проявить инициативу. В конце концов, он − начальник.

− Кто вы? Что вам надо? – повторил он, продолжая старательно хмурить брови.

В отличие от него девушка и бровью не повела. Она меланхолично жевала жвачку и с любопытством рассматривала его. Мышкин поежился. Ему не понравился ее взгляд. Он подумал, что так, должно быть, в бинокль, притаившись за углом, рассматривает жертву киллер, разрабатывая план покушения. Вероятно, так смотрит на неверного мужа и жена, только что узнавшая о его похождениях и удачно вооружившая скалкой. Едва Мышкин додумался до этого, как амазонка подключилась к беседе, сделав ее более оживленной. 

− Хочу у вас работать, − бесстрастно сказала она.

Ноль эмоций. Констатация факта. Мышкин снова поежился. Голос у девицы был из тех, которые годами тренируют командиры, желающие держать в железном кулаке сотни тысяч солдат. Она и не пыталась повысить тон, но стекла в окнах задрожали. По крайней мере, так показалось Мышкину. Тяжело спорить с обладателем такого голоса. Низкий и хриплый. Курит? Пьет? Может, бронхит? И почему она так на него смотрит?

Взгляд Мышкина скатился вниз и замер на сумочке, висевшей на плече амазонки. Кто знает, что у нее там. Может, между косметичкой и связкой ключей от квартиры завалялся маузер или автомат Калашникова? Пулемет  или гаубица? Размеры сумочки позволяли спрятать танк. Мышкина прошиб пот. Но он сумел взять себя в руки. В конце концов, он – начальник.  

−  Что?..

− Работать, говорю, хочу. У вас, − меланхолично повторила девица.

− У меня? Лично у меня? – растерянно пробормотал Мышкин.

− В смысле, туточки хочу работать, − ожила вдруг девица и осмотрелась, впервые проявив интерес к обстановке. – Говорят, у вас тут платят хорошо, и делать ничего не надо.

Мышкин неловко закашлялся. В голове мелькнула мысль о проверке. Неужели его кто-то проверяет?

− Ну что вы, − нараспев ответил он. – И платят мало, и работы полно. Вот, к примеру, вы меня только что оторвали от крайне важного дела.

− Это от какого же? – ухмыльнулась девица, скользнув равнодушным взглядом по его столу.  

− От… − Мышкин растерянно посмотрел на бумаги, которые просматривал перед визитом, и замялся. Он забыл, что это были за бумаги. – Неважно, дело государственной важности. Секретная информация, знаете ли. Даже мне запрещено читать. А вам я вот что скажу. Желание работать в органах власти похвально. Но такую работу надо заслужить.

− Да? – с сомнением уточнила девушка. – Вот вы как свою работу  получили?

Об этом Мышкин предпочитал не вспоминать. Он удачно женился, теща помогла, сама известная чиновница со стажем, пристроила и потом двигала, пока он не занял то место, которое занимал сейчас. В семье Мышкиных о карьере говорить было не принято, и только теща напоминала ему о прошлом в тех случаях, когда в спорах с зятем у нее не оставалось других аргументов.

− Я много работал, − неуверенно объяснил Мышкин.

− Много работал, чтобы получить работу, чтобы потом много работать? Интересно… Ну так а я этого не хочу. Хочу работу, а потом уже буду много работать, если захочу.

− И кем же вы, простите, хотите быть? – язвительно осведомился Мышкин.

− Должность начальника земельного отдела мне бы подошла на первое время, − как ни в чем не бывало, заявила девица. – Родня у меня из деревни. Понимаете, там есть земля и все такое.

− Понимаю, понимаю, земля и все такое… − задумчиво кивнул Мышкин, внезапно обретая спокойствие.

Возможно, душевное равновесие восстановило упоминание о деревне. У него тоже были деревенские корни, и он почувствовал родственную душу. Однако потакать не стал. У Мышкина и мысли не возникло о том, чтобы принять наглую особу на работу. Он выскользнул из кресла, вышел из-за стола и начал прохаживаться перед амазонкой, заложив руки за спину и чувствуя себя убеленным сединами полководцем, дающим наставления неопытному юнцу.

− Ваше желание похвально, − твердил он. – У вас есть цель, и вы к ней стремитесь. Но надо понимать, что так не устраиваются на работу в администрацию области. Видите ли, надо подать заявление, и вас включат в кадровый резерв. Когда место освободится, возможно, вам позвонят и пригласят на собеседование. После надо пройти конкурсный отбор, на котором  предстоит посоперничать с другими претендентами. И только если комиссия одобрит вашу кандидатуру, место может достаться вам. Конечно, потребуются согласования, вплоть до губернатора, а также проверка особого отдела. Мы должны знать, не были ли вы судимы, кстати, не были? Нет? Хм, странно… Не было ли у вас в роду душевнобольных, не было, нет? Хм… И прочее.

− Хотите сказать, что я не получу работу? – с подозрением произнесла девушка.

Мышкин услышал в ее голосе угрозу. Судорожно сглотнув, он продолжил гнуть свою линию.

− Я хочу сказать, что для получения такой работы одного желания мало. Необходимо проявить инициативу, настойчивость, изобретательность, целеустремленность и находчивость. Вы должны быть креативной. Надо совершать неожиданные поступки, да-да, ходы, которые никто не может предугадать. Это приведет вас к успеху. Ну а пока простите, ничем не могу помочь.

− То есть, вы меня не берете?

− Нет.

− И это ваше последнее слово?

− Крайнее.

− Окончательное?   

− Заключительное, итоговое. Все, финиш, разговор окончен.  

− И вы не передумаете?

− Ну, уж точно не сегодня и даже не в этом году.  

− Напрасно, − многозначительно вымолвила девица и медленно направилась к выходу. В дверях она остановилась и обернулась. – Значит, инициатива и находчивость?

− Именно!

− Изобретательность?

− Это важнее всего!

− Хорошо, я поняла.

Девушка задумчиво кивнула и удалилась, а Мышкин перевел дух и вернулся в свое кресло. Он слышал от коллег, что сумасшедшие пролетарии иногда прорываются сквозь кордоны полицейской охраны на входе в здание и бродят по коридорам власти, желая крови или денег, но сам столкнулся с таким впервые. Впрочем, инцидент он счел исчерпанным, и вернулся к изучению каких-то бумаг, то насвистывая, то напевая. 

На следующее утро, едва выйдя из подъезда своего дома, Мышкин испытал настоящее потрясение. Вокруг его новенькой иномарки сновали  корпулентные типы. Он насчитал пять-шесть субъектов, которые явно интересовались его машиной. Несомненно, интерес у них имелся, ибо они заглядывали в окна и дергали за ручки дверей. Мышкин был не робкого десятка, но все же не из тех, кто вступает в схватку с пятью-шестью корпулентными типами. К тому же такое поведение могли счесть неподобающим в его среде. В конце концов, он – начальник.

− Эй, вы! – внезапно осипшим голосом окликнул он корпулентных типов. – Что вы делаете? Это моя машина!

Типы застыли и как по команде повернули к нему головы. До чего же они одинаковые, подумал Мышкин. И поежился. До чего же часто стал он ежиться в последние дни, подумал Мышкин. И снова поежился. 

− Это ваша машина? – уточнил тот из типов, который по размерам был ближе всего к Мышкину, то есть самый хилый из них. Впрочем, он вполне мог бы дублировать Шварценеггера в сложных сценах, и даже самый внимательный зритель не заметил бы разницы. 

− Вот именно, моя, − заверил Мышкин и на всякий случай попятился к подъезду. 

− В таком случае вам придется пройти с нами…

Полчаса спустя Мышкин давал показания, сидя на расшатанном стуле в крохотном кабинете отдела полиции. Беседовали с ним два типа – тот, что привез его в отдел, и еще один, из местных. Последний сидел на стуле за простеньким столом, заваленным папками с уголовными делами. Второй  беспокойно расхаживал, с неожиданной ловкостью используя все то незначительное пространство, которое только можно было использовать для беспокойной ходьбы. Единственное окно было зарешечено. Мышкин с тоской взглянул за него. День был солнечным и чудесным. 

− Скажите, давно вы этим занимаетесь? 

Мышкин вздрогнул. И тут же гордо выпрямился. В конце концов, он – начальник. Спрашивал тот, который сидел за столом.

− Чем?

− А вы не знаете?

 − А вы знаете? 

− Нечего притворяться, будто ничего не знаете!

− Я не притворяюсь, я ничего не знаю, − заверил Мышкин.

− Значит, вину не признаете?

− Не признаю.

− Явку с повинной не пишете?

− Не пишу.

− Суд зачтет вам это при вынесении приговора.

Только сейчас Мышкин осознал всю сложность ситуации. Происходящее до сих пор он воспринимал как фарс. И вот оказалось, что фарс является суровой реальностью. Какой еще суд?! Ему не нужен суд. В конце концов, он – начальник!

− Поступил анонимный сигнал, − терпеливо объяснил сидевший за столом. – Доброжелатель сообщил, что некий гражданин торгует наркотическими средствами, незаконно приобретенными у неустановленных лиц. Хранит наркотические средства в автомобиле марки такой-то госномер такой-то, в котором и был замечен оным доброжелателем при сбыте наркотических средств неустановленным лицам.

− Что?.. Какие еще неустановленные лица? Что вы несете? Какой еще доброжелатель? Ничего не понимаю. 

− В ходе оперативно-розыскных мероприятий было установлено местонахождение автомобиля марки такой-то госномер такой-то, в котором вы опознали свою собственность. Вы это признаете?

− Признаю, частично, − кивнул Мышкин. – Машина моя, а больше ничего не знаю.

Беспокойно расхаживавший по кабинету тип внезапно остановился и грохнул по столу кулаком. Мышкин от неожиданности подскочил вместе со стулом метра на полтора. 

− Будешь говорить или нет?! – проорал тип.

Мышкин ответил, что будет, только ему прежде надо посетить  уборную.

− Чего? – не понял беспокойный тип.

− В туалет просится, − объяснил ему напарник.

− А когда наркоту детям толкал, думал об уборной?! – проорал беспокойный тип и снова грохнул по столу.

− Чего?! – не понял Мышкин и вновь едва не пробил макушкой потолок. 

Однако своего он добился, и допрос продолжился после посещения уборной.

− Скажите, наркоторговля – это выгодный бизнес? – вкрадчиво спросил тип за столом.

− Полагаю, да, иначе им никто бы не занимался, − ответил Мышкин, пожав плечами и облизнув пересохшие губы. Он думал о том, какие непонятливые пошли полицейские.

− Но ведь это незаконно, − продолжал тип. – Поэтому надо соблюдать конспирацию, не так ли?

− Без конспирации сразу схватят, − согласился Мышкин.

− А машина ваша дорого стоит?

− О, немало!

− Новенькая?

− Только что из салона.

− В кредит взяли?

 − Ну что вы, таким, как я, нельзя в кредит. Теща помогла, у нее деньги водятся.

− Я же говорил! – многозначительно воскликнул беспокойный тип, который после возвращения Мышкина из уборной стал еще беспокойнее. – Организованная группа! Действовали по предварительному сговору, роли были распределены. 

− Вы о теще? – поинтересовался Мышкин.

− А то! И давно она этим занимается?

− Так лет тридцать уже, − прикинув в уме, сообщил Мышкин.

− Все, картель накрыли, – в экстазе прошептал беспокойный тип.

− Можете назвать адрес и имя вашей тещи? – торжествующе поинтересовался спокойный тип.

Мышкин назвал. Час спустя его отпустили. Тещу Мышкина в области знали все. Перед ним извинились, а теще, лично явившейся за задержанным, посочувствовали. В ответ она поджала губы и заявила, что зятя выбирала ее дочь, пошедшая в отца и не отличающаяся хорошим вкусом. Машину Мышкину обещали вернуть через неделю. Эксперты разобрали в поисках наркотиков.

Из полиции Мышкин направился в больницу, где ему выдали справку  и на две недели освободили от работы. В свой служебный кабинет он вернулся отдохнувшим. Больничный явно пошел ему на пользу. Две недели  он провалялся в постели, окруженный заботой супруги и презрением тещи. Машину ему вернули. Мышкин переживал и постепенно осознавал, что стал жертвой чудовищной и нелепой ошибки. 

− Представляешь, служба наркоконтроля придумала какой-то ящик доверия, − жаловался он жене после того, как навел справки. – Один повесили на главпочтамте рядом с обычными почтовыми ящиками, а другие установили в больницах и мэрии. Оказывается, любой дурак может написать, что кто-то торгует наркотиками, и даже подписываться не надо. А эти типы из наркоконтроля тут как тут, хватают направо и налево честных людей.

− Милый, но ведь перед тобой извинились.

− Посмотрю я, что ты скажешь, когда задержат тебя, − обиженно пробурчал Мышкин. – У меня вся жизнь перед глазами пролетела. Можно сказать, срок отмотал.

− Ты был в полиции всего час, и тебя даже за решетку не бросили.  

− Вечно ты придираешься к мелочам. Нет, я считаю, что эти анонимные ящики надо заколотить раз и навсегда. Сжечь их! Иначе наркомания расцветет пышным цветом.

Никогда еще возвращение на работу после отпуска или больничного так не радовало Мышкина. Он чувствовал себя другим человеком. Ему хотелось свернуть горы. Он с энтузиазмом принялся за дело, пролистал массу бумаг. Через час Мышкин устал и поник. Обед вернул было ему утраченные силы, но после обеда раздался звонок по служебному телефону, который вновь поверг его в депрессию.

− Приветик!

− Здрасьте, − ответил Мышкин, лихорадочно вспоминая, где он мог слышать этот низкий хриплый голос.

− Возьмете меня на работу?

− Что? Кого? Какую работу?

− Это же я, забыли, что ли? Я к вам приходила давеча.

− Ах, это вы, − с облегчением вздохнул Мышкин, избавленный от мук воспоминаний. – Конечно, я вас помню. Конечно, на работу не возьму. Я же объяснил вам, нужна изобретательность и инициатива.

− Интересно… − задумалась амазонка. – А вам что, мало?

− Мало чего? – похолодев, уточнил Мышкин.

− Изобретательности и инициативы. Согласитесь, современной девушке без анонимки трудно поступить на государственную службу.   

− А, я все понял! – вскричал ошеломленный Мышкин.- Это вы написали анонимку!

− Вы очень догадливый.

− В конце концов, я – начальник! 

− Так что мне сказать маме?

− Какой еще маме?

− Моей, она за меня волнуется. Когда я выхожу на работу?

− Вам надо в дурдом, − посоветовал Мышкин. – Я найду на вас управу.

− Хорошо, я поняла, − ответила девица и отключилась.

Вечер в домашнем кругу Мышкин провел в самом мрачном расположении духа. Рассказать о разговоре с девицей он не решился. Его жена была крайне ревнива. Но утром Мышкин заскочил в уже знакомый ему отдел полиции и с сожалением узнал, что на амазонку не заведут дело за клевету. Оказывается, для этого нужен веский повод. А у него такого повода нет. Дескать, девица лично его ни в чем не обвиняла. Она лишь сообщила о своих подозрениях.

Не солоно хлебавши, он явился на работу. Там его ждали. Как антилопа чувствует приближение льва, так и Мышкин почувствовал опасность еще в коридоре. Хотел было развернуться и убежать, но вовремя вспомнил, что он  − начальник. В его кабинете находился типчик с незапоминающимся невзрачным лицом, одетый в строгий серый костюм. От него за версту веяло тюрьмой. 

− Гражданин Мышкин?

− Д-да…

− Вам придется пройти со мной. Но прежде мы проведем осмотр тут у вас, вот постановление.

И он протянул бумагу.

Час спустя оробевший Мышкин сидел в кабинете с зарешеченным окном. Чем-то он напоминал полицейский кабинет, но был более просторным и светлым. Тип в строгом костюме сидел за столом и с интересом листал содержимое папки. Мышкин с тревогой следил за ним и думал, что его дело растет. 

− Вижу, недавно вас задерживали за торговлю наркотиками? 

− Это была ошибка.

− Все так говорят. Сначала нарушают закон, затем ноют. За ошибки надо отвечать.

− Нет, меня задержали по ошибке. Я наркотиками не торгую.

− Да? А чем торгуете? Должностями? Или землями?

− Что?! – обомлел Мышкин, испытывая нехорошее предчувствие.  

Тип в костюме слегка расслабился и подался вперед, оставив папку, от которой до этого не отрывал взгляда. 

− Если бы не ваша уважаемая теща, вы бы уже баланду хлебали, − подмигнув, сказал он. 

− Это еще почему? Что она такого сделала?

− Поручилась за вас. Но мы все равно проведем проверку. Понимаете, поступил анонимный сигнал.

− Как, опять? Кто написал на этот раз?

− Нет, это было не письменное обращение. Видите ли, доброжелатель позвонил по телефону горячей антикоррупционной линии и сообщил о том, что вы, возможно, вымогаете взятки.

− Возможно? Вымогаю? Возможно вымогаю? Из-за этого вы меня схватили?

− Мы обязаны проверять каждый сигнал, для этого горячие телефонные антикоррупционные линии и существуют.

− А если меня оклеветали?

− Тогда вам не о чем беспокоиться.

− Как это не о чем? – возмутился Мышкин. – Это же черт знает что такое! Любой дурак может написать анонимку или позвонить и обвинить меня в том, чего я не делал, и моя жизнь превратится в ад?    

− Вы что, против борьбы с коррупцией? – сухо спросил тип.

− Что вы, двумя руками за!

− Тогда почему вы против горячей телефонной антикоррупционной линии?

− Нет-нет, я говорю о том, что, может быть, не стоит всем давать ее номер…. 

− Если номер не давать, как бороться с коррупцией? Вы что, слежку хотите за каждым чиновником установить?

− Ну, не за каждым, а за каждым десятым, хотя бы… Но горячая линия, это, понимаете ли, слишком…

− Вы свободны, вот ваш пропуск, предъявите на выходе, − сказал тип, подписав и протянув Мышкину клочок бумаги. – И помните, вы обязаны явиться сюда по первому требованию.

− Конечно, конечно… 

Следующие две недели Мышкин провел на больничном. На работу он вышел без желания работать. А прежде, чем войти в свой кабинет, прильнул ухом к двери и долго прислушивался, стараясь понять, нет ли там очередного неприятного типа. Секретарша с сочувствием смотрела на него. Шеф похудел, под глазами появились круги. Явный признак того, что вскоре покинет свой пост. Придется привыкать к новому шефу, а это всегда нелегко. К тому же за дверями полно конкуренток. Когда зазвонил телефон, Мышкин не сразу снял трубку. Ответил лишь после того, как сообразил, что могут звонить по работе. Но ошибся.

− Приветик! – раздался знакомый хриплый голосок.  

− А… − рассеянно ответил Мышкин.

− Возьмете меня на работу?

− Нет, − отрезал Мышкин и повесил трубку.

На следующий день неприятные типы явились к нему домой. Их было трое, и они назвались комиссией по делам несовершеннолетних. Дама в полицейской форме с ходу заявила, что поступил анонимный сигнал. Две дамы в штатском переглянулись и подтвердили это кивками головы.

− Что на этот раз? – устало спросил Мышкин, собрав комиссию в гостиной и усадив ее за стол. 

− На сайте экстренной помощи матерями детям аноним заполнил анкету и  сообщил о том, что в вашей семье имеются факты домашнего насилия.

− И что, кого бьют? – вяло поинтересовался Мышкин.

− Вашего сына. Что скажете?

− Это которого?

− А что, у вас их несколько? – насторожилась дама в полицейской форме. 

− Нет, вроде бы, один. Ему лет семь, кажется.

− Вам нездоровится? Вы очень бледный.

− Не, все в порядке, здоров, как бык. А кто, простите, бьет моего сына?

− Судя по сигналу, вы, − заявила дама в мундире.  

− И как часто?

− Судя по сигналу, регулярно.

− Ремнем?

− А вот это покажет проверка. Поставим семью на учет как неблагополучную. Вас будет посещать инспектор. И если повторится хоть один случай, ребенка изымем.

− Вот как? А что дадите взамен?

− Если хотите, уголовное дело за жестокое обращение с ребенком.

− А за мягкое обращение, случайно, награда не положена? Можете спросить у моей тещи, я сына в жизни пальцем не тронул.

− Уже спросили, – кивнула дама в мундире. – Она не смогла это подтвердить.

− Что?!

− Похоже, вы ей не нравитесь.

− Тоже мне, удивили. Ни один зять теще не нравится.

− Мой муж нравится моей маме, − возразила дама в мундире.

− Неужели? Наверное, вам врет муж. Или мама.

− Ну, знаете… Ваша мама, то есть, теща рассказала, что в последнее время вы ведете себя очень странно. Вас задерживали за торговлю наркотиками.

− А, так вот почему он такой бледный, − догадалась одна из дам в штатском.

− Точно, наркоман, − подтвердила вторая. 

− Это была ошибка, − простонал Мышкин, обхватив голову руками.

− Затем вас задерживали по подозрению в коррупции, − продолжала дама в мундире.

− Это тоже была ошибка!

− А теперь обвиняют в домашнем насилии.

 − И это ошибка!!!

− Не многовато ли ошибок, гражданин? 

− Я не виноват, это все она.

− Теща? – уточнила дама в мундире.

− Нет, та сумасшедшая, что преследует меня. Она постоянно звонит и просит о встрече.

Дверь в комнату распахнулась и внутрь ворвалась жена.

− Ты мне изменяешь?!

− Что ты, нет, это ошибка! Она вообще не в моем вкусе.

− Значит, изменяет, − сказала одна из дам в штатском.

− Все они так говорят, когда изменяют, – подтвердила вторая. 

Комнату наполнил звонкий звук пощечины. Жена постаралась на славу. Левая щека Мышкина немедленно побагровела.

− Негодяй, наркоман, изменник, коррупционер! – в распахнутую дверь ворвалась теща, и комнату повторно наполнил звонкий звук пощечины.

Правая щека Мышкина обрела цвет левой. Он поднял руку, прося у комиссии слова.

− Можно мне заявить о домашнем насилии?.. 

Две недели спустя, вернувшись на работу после больничного и с трудом восстановив хрупкое семейное равновесие, Мышкин просматривал какие-то бумаги. Жизнь не казалась ему чудесной. Он думал о том, насколько невыносимой она может быть. А всему виной изобретательность и находчивость, а главное – целеустремленность и настойчивость некоторых людей. Не стоит раздавать советы, ведь их могут обратить против тебя. Он не удивился, когда в кабинет к нему ворвались. 

− Должность начальника отдела земельных отношений вас устроит? – спокойно спросил он у дородной девицы.

− Ну, если ничего другого нет… 

Два месяца спустя она заняла кресло Мышкина. Этому предшествовала странная история с его начальником, главой департамента. Несчастного поочередно обвинили в сокрытии доходов, организации нелегальных азартных игр и браконьерстве. Факты не подтвердились, но утомленный начальник решился на кадровую перестановку и сместил Мышкина.

Однако тот не растерялся. Говорят, Мышкин проявил изобретательность и находчивость, а главное – целеустремленность и настойчивость. Его приняли на работу в Москве, в министерстве. Теперь он – большой начальник.