В состоянии невменяемости брянский судья выстрелил в юную соседку

Брянские были

«Со мной случилась беда. 20 ноября 2000 года я сошел с ума…»

Семидесятилетний Юрий Анатольевич, сказавший эти слова, производил впечатление разве что вспыльчивого, избегающего самокритики, но никак не лишенного рассудка человека. Как известно, обычно душевнобольные свое сумасшествие отрицают. И все, кто знал Юрия Анатольевича, в один голос утверждали, что за последние годы он не переменился. Таким его помнили и по прокурорской службе, и по работе в суде. Но тот ноябрьский день стал для него роковым. 

22-летняя Татьяна, соседка по дому (этажом ниже) около цирка, по мнению бывшего прокурора, вела слишком уж развеселый и шумный образ жизни. А Юрия Анатольевича этот карнавал раздражает до болезненного состояния. Недаром он в свое время разбирал дела стиляг из знаменитой брянской «Божьей коровки».

А 13 ноября у Татьяны был день рождения, и отметить его она решила в кафе: 

– Я была уверена, что дома дед испортит мне праздник. Опять будет стучать по батарее, жаловаться в милицию… 

Ждал праздника и бывший судья. 

– Я знал, что у нее 13 ноября день рождения, и перед очередным шабашем стал чувствовать, что схожу с ума, – рассказывал он он. – В ушах звенит, голова гудит, даже когда все вокруг утихает. 

Через неделю именины продолжились в квартире Тани. Она вернулась домой с приятелем, подругой и бутылкой вина в час ночи. Им казалось, что никому не досаждали, но для судьи каждый ночной звук был нестерпим. Он, как десятки раз до того, позвонил в милицию. Прибыл строгий человек, но не стал поддерживать ни ту, ни другую стороны. 

– Потом меня взяла обида, – рассказывала Татьяна. – До каких пор я должна терпеть? После того, как милиция ушла, он снова бил по батарее. 

Она не заметила, что «обида взяла ее» уже в шесть утра, когда даже увеселительные заведения закрываются. Вместе с приятелем Татьяна поднялась этажом выше. И хотя они утверждали, что судья сам открыл двери, а он – что открыли непрошеные гости, несомненно одно: в его руках оказалось охотничье ружье. Татьяна не успела, развернувшись, отойти и на шаг, как грохнул выстрел. Дробь превратила лопатку в кровавое месиво, часть свинца застряла в легких… 

Ружье пропало. Юрий Анатольевич говорил, что не помнит ничего. Даже того, была ли двустволка у него либо ее принес брат. Предполагал даже, что с оружием пришли Татьяна и ее приятель. Затмение, в которое не верили соседи. Они утверждали, что стрелок успел вынести из квартиры ружье до прихода милиции. 

В тюрьму его отправили через несколько дней после трагедии. Таню тогда повезли к питерским врачам, потому что брянские не брали ответственность за благополучный исход операции. А Юрия Анатольевича поселили в камеру с бывшими работниками правоохранительных органов. И для старика оказалось в диковинку, что среди законников царят такие же бандитские порядки, как и в среде обычных уголовников. Девять месяцев изо дня в день бывший судья мыл полы, слыша за спиной ободряющее: «Прокурора надо убить». 

Потом – психиатрическая экспертиза. В институте имени Сербского записали, что судья страдает формой «органического бредового расстройства». Иначе говоря, болен был в миг выстрела и нуждался в лечении после того. От уголовной ответственности бывшего судью освободили и направили на душеспасительные процедуры в областную больницу номер шесть, расположенную в деревне Ивановка под Брянском. Казалось бы, щадящий приговор, но он едва не стоил жизни судье. 

Ровно через месяц жене пленника позвонили из больницы и сказали: 

– Если хотите застать его живым – быстрее приезжайте. 

Ольга Васильевна приготовилась к худшему: 

– У мужа ведь и диабет, и гипертония, и куча других болячек. А кто будет им заниматься в психиатричке? 

Специальные лечебницы, куда отправляют по решению судов, есть во всех областях. Брянская была рассчитана на 60 человек и не пустовала. Несколько домиков, расположенных в пригородной деревне, соседствуют с большим летным полем, за которым виднеется лес. Природа тоже лечит, ничего не требуя за это. Сама же больница, хотя главный врач не жаловался, страдала от скудости средств. На входе уже не встречал человек в форме, хотя в таком учреждении он должен быть: услуги милиции нечем было оплачивать. Врачи и санитарки кутались от холода в ватные халаты. Они понимали, что средства прежде всего должны расходоваться на питание больных и лекарства, а на отопление – что останется. Но Юрия Анатольевича нужных лекарств не оказалось. 

– Поначалу мы давали ему тот препарат от давления, который он принимал дома, – пояснил заведующий отделением Владимир Скопенко. – Потом этот препарат закончился, и его заменили лекарством аналогичного действия. Но оно подействовало плохо… 

«Узких» специалистов в больнице не было, потому психиатры консультировались у эндокринологов и других докторов, которые были оформлены здесь на четверть ставки. Такой порядок был порожден бедностью медицины, вынудившей врачей взвалить весь груз хлопот на себя. Лишь в некоторых российских городах психиатрические больницы представляли собой полноценные лечебные учреждения. Даже закупка лекарств затягивалась: 

– Пока закажем – проходит время. Бывает, что закупили кому-то препарат, а он потом целый год не нужен. Что с ним делать? И деньги уже истрачены. 

После того рокового выстрела у Юрия Анатольевича в больнице случился инсульт. Врачи оказались в патовом положении. С одной стороны, как выразился Скопенко, «им смерть не нужна», с другой – понимали, что для спасения пациента нужны были иные условия лечения. С третьей стороны стоял кордон, выставленный судом. Только областная комиссия могла отменить вынужденное лечение в психиатрической больнице. Но кто в неурочный час будет собирать комиссию? На свой страх и риск врачи выписали заключение: судья может продолжить лечение дома. Жена увезла Юрия Анатольевича в город, где его и спасли. 

Это спасение, а точнее, появление дома изумило семью соседки. Скопенко рассказал: 

– Мать Татьяны, Мария Петровна, позвонила мне: «Почему его отпустили? В решении суда записано, что его посадили в психушку до конца жизни!» Я объяснил ей, что таких «приговоров» в суде не пишут. Да и, по статистике, больные находятся в психиатрических больницах в среднем полтора года. Делать из больных здоровых – наша профессия. 

Но положение стало драматическим. Сама Татьяна говорила, что ей страшно встречаться на лестнице с тем, кто в нее стрелял: 

– Я еще не пережила того ужаса. И мне нужны деньги на лечение. 

У нее вместо лопатки был маленький остаток кости, а питерские доктора, которые разглядели на снимке легкого дробь, ужаснулись: «Из какой Чечни ты приехала, девочка?» Беда от нее не отступила, как не отступила и от Юрия Анатольевича. С него соседи надеялись получить по суду средства на лечение Татьяны. И одновременно сами делали это намерение неосуществимым. Изумленная освобождением Шестопалова, Мария Петровна начала жаловаться в прокуратуру. Снова засучили рукава мантий районные судьи. Первый признал возможность амбулаторного лечения Юрия Анатольевича законной, второй велел вернуть его в психиатрическую лечебницу. Вспомнили и про ружье, которое исчезло, но может выстрелить… 

Именитый психиатр посоветовал тогда разъехаться этим людям. По его словам, в обществе от 20 до 30 процентов населения так или иначе нуждаются в консультации клинического психолога, психотерапевта, психиатра. Фактически под наблюдением находятся не более 3 процентов. 

По словам специалистов, число таких людей особенно выросло в восьмидесятых и девяностых годах, когда страна начала рушиться. Некоторые не оправились и до сих пор.

Фото: «Брянские новости»