Брянский долгожитель запомнил, как царский офицер боролся с медведем

Среди брянских долгожителей Афанасий Сорокин сохранял невероятное желание не сдаваться времени. Даже когда ему исполнилось 106 лет. Он жил на улице Урицкого в своем домике, который сгорел скоро после того, как ушел из жизни его хозяин.

Перешагнув во второе столетие, Афанасий Андреевич приметил странное явление: здоровье почему-то уже не улучшалось. Свои сомнения он высказал внуку, отчего тот даже возмутился: «Дед, мне тридцать четыре года, и то болячки прилипают, а ты  еще жалуешься». 

Бывали, конечно, и худшие времена – то ли в первую, то ли вторую мировую он захворал: 

– Болел я. Чем-то я болел. Вроде гриппа такого. 

Однако, одолев напасть, снова впитывал радости жизни, которая подавала все признаки бесконечности. Зарядка и по-птичьи восторженное утреннее омовение торса холодной водой, баня, прогулки в магазин и выяснение временно неприятельских отношений с бараночным производством, которое соседствовало на крохотном участке земли, – в этой строгости уклада не было, однако, никакого однообразия. Афанасий Андреевич уныние гнал.  

Но вот же вредное сословие,  вторгся в его жизнь врач. Помидоры, сказала, нельзя есть, в баню тоже, дедушка, не ходите. И будто накаркала. Зимой, в свои неполные сто шесть, отец велел сыну – семидесятилетнему моряку Виктору Андреевичу  отвести его в баню. Три раза намылив  потерявшую часть волос голову и  опрокинув на себя шесть тазов, Афанасий Андреевич как бы виновато намекнул, что все-таки хотел бы попасть в парилку. Зашли, на полок, правда, не полез, а постоял внизу. Благостно покинув баню, направились домой – тут и ослабли ноги.  На беду, бульдозер оставил снежный гребень –никак не перепрыгнуть. 

– Добирались, – рассказывал сын, – чуть ли не три часа. – Я его на плече держать не мог и подталкивал сзади. 

Афанасий Андреевич, потерпев незакономерное поражение, конечно, взгрустнул, но банную мечту из души не выкорчевал.

Что нужно для одоления достойного и доступного человеческого рубежа – 106 лет? Нужно родиться на Успенской улице  в доме, построенном приблизительно при Николае I. Есть ли связь между старыми стенами и долгими человеческими летами? Конечно, есть. Возможно, это понял уже отец Афанасия Андреевича. Дом-то Андрей Сорокин срубил из бревен, которые плотами гонял по Десне к Днепру. В деревянном обереге и дожил мирно почти до ста лет. Супруга же дотянула только до восьмидесяти пяти.

Афанасий отца мало видел, а  когда нужда заставила, переселился с матерью во времянку, которой уже тогда было сто лет, в дом же взяли на постой трех офицеров.

– В Брянске полк стоял, – вспоминал разумный старожил. – У офицеров денщики были. Сами офицеры ходили на маневры за Орел. Хорошие ребята были. А один  был уличен офицерским собранием. Другой ухаживал за дочкой купца. А третий был удивительный. Молодой, выходил рано утром и боролся с медведем, которого привез с маневров. Денщик кормил его. Медведь офицера полюбил:  поднимается и лезет его обнимать. За это кусочек сахарку получал. И не отпускает. Борются, и все. Если офицер завалил медведя, тот чувствует обиду какую-то. Нет, намордник не надевали – молодой был.

Окончив несколько классов школы, Афанасий попал на завод «Арсенал». Оружие и амуницию для кавалеристов отправляли прямо на фронт. В первую мировую Афанасий Андреевич тоже повоевал с немцами, а в  время революции стал свидетелем разложения армии. Их полк перебросили тогда под Смоленск, а его на несколько дней отпустили домой. Здесь его и сосватали в красный батальон, который преследовал спекулянтов. События двух войн старожил иногда смешивал, но сын поправлял его, так что рассказ, видимо, все-таки правдив. Афанасий Андреевич удивлял ясностью сознания, когда завязывал длинный речевой оборот, выпутаться из которого, кажется уже, не смог. Нет, мысль ухитрялся закончить.

До войны и позже он торговал мебелью – был кассиром и заместителем заведующего магазином. Чернорамное зеркало, достовавшее до потолка, стол, дубовые стулья – это все было из тех времен. В углу висел огромный фотопортрет начала века – двоюродная сестра, напоминавшая «Незнакомку». Никто из родственников, впрочем, не смог сопровождать Афанасия Сорокина даже до девяноста лет, а он  в этом возрасте покинул лишь свою сторожевую работу.

Многие пытались докопаться до причин долголетия уроженца Успенской улицы, а что ему было ответить? В молодости спал, как и сверстники, мало. То рыбалка рано утром, то вечерние забавы, для которых почему-то выбрали место у синагоги. Но потом ложился и вставал в одно время. Женился в тридцать лет, и почти каждый год с женой, а потом  с сыновьями ездил к морю. Потом под Анапой нашел йодистые грязи и пару недель в году свиноподобно отлеживался в них. Никогда не курил и не пил, а подчиненных своих ругал за пьянство, но они норовили втихомолку «тяпнуть». 

Как питался свидетель трех веков? «В последнее время уже хорошо питался – суп, каша, чай были». Виктор Афанасьевич пояснял: «Питался он очень хорошо, даже в тридцатые и сороковые годы. Хотя никогда не переедал и всегда был стройным. Любил сладкое, мясное и кондитерскую всячину. Виноград, груши, вообще любые фрукты и овощи – это килограммами. Опять-таки хорошие шоколадные конфеты. Зато не употреблял масло, сметану, помидоры, огурцы. Щи, супы горячие тоже не ел. Молоко не пил. Если уж супа захотел, то готовил сам, потому что наша стряпня ему не нравилась».

Но вот загадка, по словам сына, в последние годы «как он ел – это страшно». Скорее, непривычно, чем страшно. Просто Афанасий Андреевич теперь ел и суп с курицей, а в него еще крошил и ненавистные прежде помидоры и огурцы, и хлеб, и творог… Вдруг вот через сто лет после рождения захотел организм сменить диету, и старожил прислушался к новой жажде. А до того набросился на морковку – граммов по  триста в день. Но что было неизменным, так это страсть к движению. Приходя вечером с работы и поужинав, Афанасий Андреевич вел свою семью к реке, где досыта купались и плавали на лодке. Небольшой земельный участок около дома он обрабатывал самолично – копался себе с огурцами и помидорами.

До последнего без палочки ходил в магазин за хлебом. Потом вот взор туманом начал покрываться,  спина что-то заныла. Но, побродив минут пятнадцать около дома, становился перед зеркалом и вроде как маршировал и слегка приседал.  Радовал тело холодной водой и обтирался влажным полотенцем. Потом делал это украдкой от сына и невесток – а вдруг отчитывать будут и врачу скажут.

Будучи человеком доброжелательным, Афанасий Андреевич врагов себе не нажил. Женщин обожал, хотя в ловеласах не числился. На пикниках со своей пустой рюмкой обходил каждую прелестницу и что-то шептал ей на ухо, вызывая счастливые улыбки. Особенно вдохновлялся теми, кто одной рюмкой не ограничивался. Читать книжки старожил не любил – зачем омрачать себя надуманными дурными страстями? Но газеты с работы всегда приносил и изучал добросовестно.

Ночной сон Афанасия Андреевича к 106 годам стал прерываться, «потому что нервничаешь». Причиной же стали дожди и налоговая политика правительства. Поскольку никогда не любил быть должником, перво-наперво, когда приносили пенсию, отправлял сына и невестку оплатить газ, воду и электричество. Непременно давал несколько рублей разносчице пенсий. Если газовик приходил, тоже десяточку получал, несмотря на сопротивление. Оставалось, понятно, в кармане негусто, а тут вдруг крыша потекла и весь дом перекосило: «Самое главное, я не могу залезть на крышу и посмотреть, что там нужно – железо или еще что».

Поразительно, что эти хлопоты Афанасий Андреевич не оставил до конца жизни. И не считал ее прожитой понапрасну. 

Фото: «Брянские новости». Афанасий Сорокин