Вспомним Победителей поимённо: Ельцов Иван Филиппович

«Брянские новости» продолжают публиковать материалы, посвящённые героям, приближавшим Великую Победу.

Рассказ Ельцова Семена Филипповича.

«Выпускной бал в Суражском педучилище 21 июня 1941 года. Кружатся пары. Отличник Ваня Ельцов читает стихи своим сокурсникам. Затем  молодые учителя пошли встречать рассвет на реку Ипуть. Мечтали о будущем, которое, казалось, будет счастливым. А на рассвете даль озарилась заревом пожаров. Слышен был сплошной гул летящих на восток самолётов, доносились разрывы бомб…

Весь посёлок Заречье провожал ребят на фронт с тревогой и надеждой, что война быстро закончится. В первых рядах был и Иван Ельцов. «Я вернусь с победой», − сказал он братьям и улыбнулся. Его улыбка запомнилась всем.

С самого начала войны и до конца оккупации от старшего брата моего деда  не было никаких вестей. После освобождением Брянщины от Ивана в сельсовет пришёл запрос. Он просил сообщить, жив ли кто-нибудь из семьи Ельцовых. Получив ответ, стал писать письма. Несколько писем целы и сейчас.

Не раз перечитывались нами эти листочки с традиционным деревенским зачином «Жив-здоров, чего и вам желаю» и приветами всем родным и знакомым в конце. Письма тёплые, бодрые − иногда со стихами. Ведь Иван был умницей, учился только на «отлично», для младших братьев и сестёр был примером. Вообще любил детей – видимо, поэтому и решил стать учителем. И вот попросил младшую сестрёнку Аню написать ему хоть одно слово: «Я посмотрю, как ты научилась писать».

Всё время беспокоился Иван о судьбе отца и брата. Высылал домой всё своё денежное довольствие, которое в самое трудное время помогло поднять малышей. А сколько тепла и уважения к матери в его письмах!.

О своей фронтовой жизни Иван Ельцов писал скуповато: всё хорошо, питание отличное, только по дому скучаю. И лишь изредка сквозь успокоительный тон, сквозь вычерки военной цензуры прорывается:

«Здесь целый день бомбят самолёты − наши и немецкие. Если вам просто сказать, так это целый ад»». 

«Дорогая мама! Вы можете гордиться своим сыном, ведь я гвардеец, к тому же член партии, награждённый. А это всё даётся кровью. Я дерусь, мама, за свою родную землю, за детей и матерей. За таких же сестёр и братьев, какие есть у меня…».

А 8 февраля 1944 года старшему брату нашего деда исполнился 21 год. В третий раз свой день рождения встречал он на войне.

«Мама, вы там, дома, справьте за мои именины праздник… Ничего, живы будем, тогда будем жить по-хорошему».

Не довелось.  Это было последнее письмо… 28 апреля того же года гвардии старший сержант Ельцов Иван Филлипович, как уведомила похоронка, пал смертью храбрых в бою у деревни Ковалевки Коломыйского района, ныне Ивано-Франковской области (Украина).

Вспоминает Ельцов Семен Филиппович:

«Мне было пять лет, но навсегда моя детская память удержала годы войны и послевоенное время. Я помню, как провожали старшего брата Ивана в первых рядах на фронт в надежде, что война скоро закончится. «Я вернусь с победой», − сказал он нам и улыбнулся. Его улыбка запомнилась всем. Помню, как немецкие солдаты шарили по домам, отбирая у жителей имущество и домашнюю живность, как угоняли в Германию моего брата Василия шестнадцати лет от роду. Я слышал разговор отца и мамы и по-детски ещё не понимал, почему мой отец, сильный и мужественный, плачет как ребёнок. Он плакал от бессилия − от того, что не может спасти сына от неволи. Потом мы узнали: в сорок четвёртом году Василий погиб там, на чужбине − от взрыва бомбы, сброшенной американским самолётом на Берлин.

В нашей избе, стоявшей на краю деревни, остановилась партизанская разведка, лошадей отвели в сарай. Мы, пацаны, спрашивали партизан: «Почему у вас одни кобылы?» Те смеялись в ответ: «Жеребцы часто ржут. А разведка любит тишину. Отказавшись идти в полицаи, мой отец Филипп Григорьевич помогал народным мстителям как только мог. А те не давали покоя врагу: жгли скирды ржи и ячменя, громили полицейские станы, взрывали мосты и железнодорожное полотно… Когда немцы бросили против них немалые силы карателей, действовавшему в тех местах отряду Коленченко пришлось отступить дальше в лес. Вместе с ними ушли многие взрослые мужчины, в том числе мой отец, Филипп Григорьевич. За связь с партизанами, всех жителей деревни согнали к гумну. Мужчин и подростков поставили впереди, за ними – женщин и детей. Напротив установили пулемёты на ножках. Немцы объявили через переводчика, что всех ждёт расстрел. Мне тогда было пять лет. И нет прощенья тем, кто поставил под дуло смерти детей… Во время этого страшного зрелища подъехал какой-то чин, поговорил с немцами и крикнул: «Разбегайтесь!». Люди кинулись в лес и были спасены. Уже после войны мы узнали, что это был свой человек, работавший на партизан.

Особенно зверствовали фашисты в последние дни оккупации. Многие дома были к тому времени сожжены, люди жили в землянках и погребах. В нашем погребе ютилось несколько семей, спали сидя. Было много детей, но никто не плакал -даже совсем маленькие. Когда не хватало воздуха, мама чуть приоткрывала крышку погреба. Рядом шли бои, рвались снаряды. Женщины молились и, как могли, успокаивали друг друга. Во время затишья кто-нибудь выходил и узнавал обстановку, приносил воду.

Однажды дверца распахнулась, и с криками «Ком! Ком!» немцы выгнали всех наверх, а затем бросили в погреб гранату. Всё кругом грохотало, горели избы, колхозные склады и клуб. Людей куда-то погнали, я отбился от своих братьев и сестёр – ведь у мамы не хватало рук, удержать всех возле себя. Мы куда-то бежали, я падал, терял сознание, в груди всё горело. Потом ничего не помню − очнулся уже ночью, на руках отца, который нёс меня по лесу к своим.

Дней через десять после освобождения Мглина мой отец стал бойцом Красной Армии и ушёл на фронт. Последний раз он обнял жену и детей… А много времени спустя получили мы известие: Филипп Григорьевич Ельцов числится пропавшим без вести, Предположительно, вместе с другими мглинскими новобранцами сложил голову где-то в белорусских болотах.

На руках у нашей мамы Дарьи Евсеевны осталось шестеро детей – старшему, Виталию, было пятнадцать лет, а младшей, Прасковье − два годика. Страх и голод помнятся поныне. Благодаря нашей маме, её мужеству и любви, мы все выжили в это страшное время.

Весной 1944 мы узнали о гибели старшего брата Ивана. Но на этом страшные вести для нас не закончились. Той же весной нам сообщили о гибели в Германии Василия. А потом семья получила извещение об отце. Но мама всё равно ждала их всех домой, несмотря ни на что. Не знаю, как она вынесла это горе. Надрываясь от тяжёлого труда, растила оставшихся детей. Низкий ей поклон за сыновей и дочерей, спасённых и погибших за родной край. В то время миллионы людей на фронте и в тылу верили – вот кончится проклятая война и начнётся хорошая, счастливая жизнь. Действительность оказалась иной. Во всяком случае, для крестьянина − главного кормильца разорённой войною страны.

Самое страшное время после войны – это голод 1947 года. Люди собирали любую мало-мальски съедобную траву, особенно щавель, лебеду. По весне приносили с полей мёрзлую прошлогоднюю картошку – наша бабушка пекла из неё что-то вроде оладий, которые называли тошнотиками. Мы пухли от голода, ходили с раздутыми животами. Знали, что, резко поднявшись с места, можно упасть в обморок. Помню, с сестрой Аней увидели незапаханную борозду картофеля на колхозном поле. Вечером тайком собрали полведра резанных клубней, спрятали и потом три дня варили суп. Тайком, потому что за это могли жестоко наказать. За несколько сорванных колхозных колосков сажали в тюрьму. Наша соседка, работая на уборке урожая, положила в карман горсть зерна, чтобы принести своим голодным детям. Её осудили на пять лет лагерей.

Работать даже детям приходилось много – и в колхозе, и дома. Но все ходили в школу, хотя учебник был один на всю улицу. Кто-то читал вслух, другие слушали. Мама, сама малограмотная женщина, сказала: «Учитесь, вам не на кого надеяться, только на себя». Как она оказалась права!

Так жилось после войны народу-победителю. И День Победы 9 Мая 1945 года действительно стал для нашей семьи праздником со слезами на глазах. Да, была радость, что разгромили фашистов, но ведь все наши взрослые мужчины – два брата, отец, двое дядьёв, двоюродные братья – погибли. С фронта вернулось в посёлок всего несколько мужиков. Как мы завидовали им, особенно их детям! Те ребята были защищены от унижений и обид, не так голодали. С сиротами же можно было не считаться, притеснять, посылать на непосильную работу.

Спустя столько лет, достигнув многого в жизни, до сих пор спрашиваю себя: почему дети, чьи отцы вернулись с войны, были обласканы страной, а мы оказались на задворках? Словно родную землю спасли от фашистов только оставшиеся в живых…

Надо помнить: женщины-матери вместе со своими мужьями и братьями выиграли ту страшную войну, а потом победили голод, разруху и, главное, спасли детей – будущее страны».