Вспомним Победителей поимённо: Рожкова Пелагея Тимофеевна

«Брянские новости» продолжают публиковать материалы, посвящённые воинам, сражавшимся за Великую Победу.

«Скачкообразные перепады температуры нынешней зимы плохо сказывались на здоровье людей. В городской больнице подмосковного Дедовска в январе-феврале, кажется, было особенно много пожилых пациентов, чьи сосуды, в силу естественных законов природы, оставляют желать лучшего.

В отделениях терапии, неврологии лежат в основном женщины, среди них многие – бывшие работницы бывшей дедовской ткацко-прядильной фабрики… Знакомые друг с другом и незнакомые. Чуть отпустила болезнь – и в политику: что там на Украине? Душа за неё, родимую, болит. Сколько лет жили народы-братья в одной стране, терпя разные нехватки с одной мыслью: лишь бы не было войны. Хлебнули… Вон некоторые из работниц детьми тринадцатилетними после Отечественной дедовскую фабрику с трудом восстанавливали.

А теперь вот воюют братья-украинцы сами в своей стране. Жестоко. Нечеловечески… Да ещё Россию походя во всех грехах обвиняют.

Душевный непокой здоровью не помощник. Может, потому в больнице ни радио, ни телевидения. Никаких новостей у стариков, не владеющих возможностями Интернета. Зато самый случай, самое время вспомнить здесь, переоценить своё…

Пелагея Тимофеевна Рожкова без слухового аппарата почти ничего не слышит, может, потому сама говорит громко. А может, и потому, что она, в прошлом бригадир шумного прядильного производства, привыкла общаться во весь голос. Кажется, её слышно не только в своей палате, но и в соседних. От этого немного неловко, но и прервать её воспоминания – себя обделить. Именно жизнь конкретного человека придаёт истории яркость. Не всегда прочтёшь иное в книге, увидишь в фильме…

Полине – так зовём Пелагею Тимофеевну для бытового удобства – в октябре 2015-го, Бог даст, будет 90! Но как живо помнит она свои детство, юность, прошедшие на оккупированной Брянщине в годы войны!

Рассказчик она необыкновенный. Я слушала её со вниманием и самыми яркими эпизодами, вплетёнными в её типичную для того времени девичью судьбу, посчитала необходимым поделиться с вами.

Родительский союз

Мать Полины – Ульяна Михайловна Родченкова (Фирсова), 1888 г. рождения. Застала барщину. Пять дней в неделю работали на барина. И только два дня на себя. На своих делянках. Землю давали на мальчиков. На девочек не давали.

Много горя хлебнула Ульяна.

Пережила немецкую интервенцию в начале двадцатого века, гражданскую войну. Первый муж – Родченков. Троих детей от него родила – все мертворождённые. И муж погиб. Осталась было женщина одна-одинёшенька. Да нашлись добрые люди, познакомили Ульяну с Тимофеем Фирсовым из дальнего села, что от её дома за семь километров.

У Фирсовых своё горе: жена Тимофея умерла родами, оставила на его руках трёх детей. Помогали ему его родители, дед с бабкой. Их младшего сына, Илью, забрали на войну, у того двое детей. Так общим котлом и жили, воспитывали пятерых деток. Дом их был недалеко от барского, но ступить на землю хозяйской усадьбы никто не смел, даже дети, взрослым лишняя и об этом была забота. Легко ли?

А тут и Ульяна подвернулась. Скромная, работящая, добрая. С радостью горем согбенные люди поженились. В детях мужа Ульяна увидела свет (сама-то рожала только мёртвых). Но от Тимофея дал ей Бог ещё 6 детей. Двое умерли, в живых остались Илья, Полина, Миша и Таня. Всего стало в семье семеро детей (троё приёмных, от первой жены). Интересно, что Таня, младшая сестрёнка, родилась в один день с одной из своих двоюродных сестёр. До её появления на свет божий мать Ульяна сама успела принять роды у снохи и послала за бабкой-повитухой для себя. Вслед за сосношницей родила.

Деревенская жизнь шла в тяжёлых трудах и заботах. С болезнями и бедами. Не отошла острота боли от смерти брата Ивана, как через год, в 1934-м, от туберкулеза умер и сам отец. Полине было всего девять лет.

Выпало им жить сиротами, а значит, ещё беднее и горше. Пожалели Ульяну с семерыми детьми братья мужа, забрали их с собой в другое село, Аркино. Селение было крупное, хорошее, колхоз сильный. Имени Куйбышева. В нём более 1000 человек.

На Руси всегда в трудные годины сближались семьи, помогали друг другу, вот и семья Фирсовых собралась в одно гнездо. Дом брата разобрали и перевезли в Аркино на новую широкую улицу для новосёлов – Сухаревскую. Стали жить все вместе тихо. И вдруг…

…Снова война

Не сразу узнали в брянской глубинке, что началась Великая Отечественная война. Даже радио не было. Не до новостей, все в бесконечной крестьянской работе в полях-огородах.

Красивая, богатая природа в родных Полининых местах на Брянщине. Вода (озёра, болота, река…). Поля. Леса.

Особенно хороши и разнообразны леса. Они по-разному назывались: ближний лес – Бор; через речку – Бугры; за рекой Неруссой – чистый дубовый лес, над которым всегда голубая дымка – лес Курьи. Живи да радуйся!

В ближнем лесу – ясень, клён, берёзы, сосны. Грибы разные. Водились зайцы, волки, появлялись изредка лоси. В дальнем –дубняке – хорошие грибы, но все почему-то червивые. И трава очень высокая. Туда ходили нечасто.

В лесу под названием Бугры высокие ели и роскошная земляника. У тамошнего лесника дочка-семиклассница, подружка Полины. Как-то пригласила она её с сёстрами и братьями за земляникой. В лесу – никого. В деревне страда, только дети в лес и ходят. Земляника там в траве, как клубника. Глиняные свои кувшины объёмом на 2-5 литров дети быстро набрали. Для удобства к горлышкам посудин верёвки привязали. За верёвочки, как за ручки, и носили кувшины. С богатым урожаем вернулись в дом лесника. Там со сметаной и сахарным песком целый кувшин съели. Вкусно! Пошли ещё набрали, да домой пора. На подходе к деревне, у кладбища, – барак. Возле него, как площадь, свободная территория.

Видят: людей там тьма собралась отовсюду, со всех окрестностей. На лошадях приехали, с гармонями. Плачут и поют. Что такое? Случилось что?

А война! Призыв объявили. В Аркине сельсовет. Все к ним и приехали. Отметились – и сразу на фронт. Остались деревни без мужиков. Мир кончился. И собранная тем днём земляника оказалась не в радость.

Немцы в селе

В село немцы вошли без боя. 3 сентября 1941 года.

А было так.

В тот день хватились дома: ни сестры, ни брата младших нету. Давай искать. Бежит Полина по улице. На Сухаревской дорога прямая, крепкая. Не вязнет после дождя. Колея только от телег. И вдруг на дороге машина, мотоциклы… И немцы…

Дети вдоль дороги стоят, смотрят на них. Нашла Полина своих и давай ругать. А один немец обратил на них внимание. Смеётся. Достал пакетик с сухим молоком, кинул к детским ногам. Они не взяли. Он другой достал, разорвал, сыплет себе в рот, показывает, мол, вот так надо, ешьте. Но гордые дети так и не взяли, не подчинились.

Немецкая оккупация

Боевые части немецкие быстро через село пролетели, остальные задержались. Началась немецкая оккупация, которая продлилась ровно два года. Пришлось населению учиться жить с врагами.

Фашисты вольно ходили по домам, дворам, забирали продукты. Благо дома-то в деревнях на замки не запирались, только на деревянную вертушку. У кого что забрали. У Фирсовых – корову, но, учитывая многодетность, дали взамен другую, неприглядно уродливую, с огромной скулой.

Организовали немцы комендатуру. В школе – лазарет, куда свозили немецких раненых.

Жители приходили к немцам выменивать самогон на мыло. Мыло плохое, сухое, а что делать? Без него вши сожрут.

В охраняемом бараке на краю села держали немцы пленных. Полинкины друзья подглядели, что дверь его закрывали ломом и «наложенным» (висячим?) замком без ключа. И почему-то там же держали оружие.

Смелые мальчишки решили однажды пленных освободить. Придумали план. Девчонки отвлекут конвоира со своими менными делами, а они сделают всё остальное. Мальчишки немцу на глаза не показывались. Договорились девочки поменять самогон и яйца на два одеяла. Чтобы сшить из них пиджак или юбки. Всё случилось на следующий день к вечеру. Застали девчонки конвоира в 30 метрах от барака. Разговаривают. Тем временем ребята открыли пленных, те забрали немецкое оружие – и в лес Бугры.

За сбежавших пленных никому не попало. Даже охраннику ничего не было. Организаторов побега никто не искал. Подумали на советских солдат, разрозненные части которых стали появляться в лесной округе.

Гуси летучие

Водились на Брянщине гуси летучие. Настоящие, не сказочные.

Много лет семья Фирсовых держала гусей. Выгодно. Летом ничем не кормили: травы полно. Только на зиму корм заготавливали. Оставляли зимовать двух-трёх гусынь и гусака. Остальных продавали и забивали на еду. Пух-перо собирали на приданое дочерям.

В начале сороковых годов образовалась в хозяйстве целая гусиная стая – 63 особи. Заслуга в этом принадлежала вожаку. Умный был гусак и сильный. О большом потомстве заботился. Приглядел хорошее пастбище за лесом и каждый летний день поднимал стаю в воздух и перегонял её на вольные и обильные корма. К вечеру стая возвращалась обратно. Садилась на лугу у болота. По команде выстраивалась друг за другом и цепочкой шла восвояси – к сараю: «Га-га-га!..» Строй гогочущих гусей! Дочке Полинке смотреть забавно.

Не прожил достойный вожак спокойно отмеренный век. Пострадал от фашистских оккупантов – немцев.

Позабавились они летучими гусями, постреляли стаю на излёте. Двадцать три штуки убили. Ну и вожака ранили. Остатки стаи он всё же посадил на болоте и привёл домой. У него, раненого, кишки из живота вывалились, волоклись по земле… Однако он выполнил свой долг вожака. И упал. Пришлось хозяевам его зарубить на еду…

Стая выбрала нового предводителя. С ним отношения Полины не сложились. Что-то ему не нравилось в ней. Ещё не взрослая. Но уже и не девочка. А тут ещё яркий красный сарафан надела, вырядилась – и в палисадник, смородины нарвала, села на завалинку, ягоды ест. Гусь из сарая к ней в палисад зашёл, мощными, как у орла, крыльями захлопал, повалил на завалинку, крылами бьёт, плоским клювом зубов в сто щиплет до синяков. Испугалась Полинка: «Забьёт ведь!» Закричала от страха.

В тот период недолго стояли в их селе советские солдаты. Артиллерист Петя квартировал у Фирсовых. Услышал крик Полины, прибежал, схватил грозную птицу и за забор бросил. Отбил у гуся девчонку. Та плачет, на бёдрах синяки от клюва широченные показывает артиллеристу, задрав юбчонку, жалуется.

Влюбился в неё артиллерист. С фронта письма Полинке писал, замуж звал, только с ней мечтал мирную жизнь строить. Так злой гусь сблизил было их, но отказала пареньку девчонка. Артиллерист в армии и после войны, до 1948 года, служил.

Носки

У Полины дома жили временно соседи, которых выгнали из своей избы немцы. У новых жильцов дочка. Разыгрались как-то Полина с девочкой. Верёвку к забору привязали. Одна крутит, другая прыгает.

Вдруг подходит к Полине немец. Несёт носок рваный. Грибок, нитки, иголки. Мол, заштопай! Она отказывается: «Найн!» По-немецки хорошо говорила: 7 классов закончила.

Он настаивает. Повесил носки на забор и ушёл. Носков, надо сказать, Полина тогда в глаза не видела, только портянки. Откуда ей знать, как их штопать? Да и подчиняться врагу неохота. А и не подчиниться нельзя. Что делать? У брата гитара была. Взяла девчонка мягкую витую струну, вплела в носки. И снова на забор повесила. Возмутился немец. Ударил её кулаком в нос. Сильно. Потекла кровь, искривилась в итоге носовая перегородка. Заросла хрящиками, но дышать девушка не могла. Никакие проколы не помогали. Только операция, которую сделали через много лет.

Лошадка Красавка

Нашёл как-то брат в лесу жеребёнка. Ревел над погибшей матерью. Осень. Трава была уже мёрзлая. Брат привёл найдёныша домой и сам вырастил. Лошадкой животина оказалась. Красавкой назвал. Никого она к себе не подпускала, только брата. Раз Полина в братовом зипуне пробовала сесть на неё (привязав к забору), но скинула она Полину через забор. Отнимали лошадку немцы в свой обоз. Брат её одну не отдал. Сам с ней к ним пошёл. Брат маленький был, всего 13 годков. Его по малости лет домой отпустили. А вот другой паренёк, постарше, глухой соседский Митюха, в том немецком обозе на военных дорогах погиб. Судьба.

Шутка с репейником

В течение двух лет в селе много умерло детей и взрослых от тифа. «Кранк», – писали на этих домах немцы и обходили их стороной, боялись. Полина тоже переболела тифом. При тифе волосы выпадали. Мать не захотела стричь Полину, как делали другие. Вот старые волосы-то у неё вылезали и новые росли. Новые – красивые, волнистые. Девочка формировалась в девушку.

Бежит раз такая завидная девчонка к подруге, всегда бегом, шустрая, бегала. Вдруг вылавливают её три немца. И давай играть её волосами. Оттянут и отпустят: «Ду бист партизан». Всех партизанами звали. Испугалась Полина, закричала. А немцы два пука репья ей в волосы запихали, его не вытащить. На крик соседский Шурка, её симпатия, прибежал. Выхватил у немцев карманную расчёску. Полину – за руку и к реке повлёк. С водой расчёсывал, по маленькой прядочке высвобождал волосы от репья. Спасал красоту.

Почему немцы такое с волосами сделали? Сама девочка не поняла. Может, это шутка была? Очень обидная.

Полицаи

Страшнее немцев были свои предатели. Полицаи. Пользуясь полнотой власти, насиловали, грабили. Самый злой был полицай по прозвищу Скыл (Сергей?). Арестовал свою мать, жену брата своего Алексея (командира партизанского отряда), его четверых детей, тётку…

Целая история была в отношениях братьев.

Изредка ночами партизанский командир Алексей выбирался в село проведать свою семью. Он не знал, что полицай выгнал из дома его семью и сам поселился в их жилье. Пришёл домой. А там засада! Тревога! Борьба. Полицейский кордон. Алексей – в лаз на своём картофельном поле и скрылся в погребе. Скыл об укрытии знал, его-то не проведёшь! Всех привёл туда. Окружили Алексея, как псы бешеные. Партизан вышел из погреба сам. С гранатой. Но не успел её бросить. Его застрелили. Схоронили на конском кладбище, заявив, что собаке собачья смерть. Селяне так не считали. Перезахоронили Алексея позже, поставили ему памятник.

Скыл ненадолго брата пережил. И его убили. Партизаны. Хоронили его немцы, в отличие от брата, с почестями. С залпами огня. И даже с попом, которого неизвестно где нашли.

Помнилось, из-за такой несправедливости дети грубо прохаживались на этот счёт:

Паки, паки!

Разорвали попа собаки.

Если б не дьячки,

Разорвали б на клочки!

Полицейское клеймо предателя оставалось в людской памяти на всю жизнь.

От немцев до партизан

Как-то один из немцев захватил Полинку и других детей – двух девочек и трёх мальчиков. Неизвестно зачем и куда погнал в ночь. Может, как заложников. Может, как прикрытие. В подштаниках он был. А торс голый и весь неприятно болявый. Повёл ребят к оврагу. Дождь вдруг полил как из ведра. Немец вывел их в лесопосадку, чтобы спрятаться от дождя. Посадка молодая. Лет пяти-шести. Крона деревьев у земли, мокрая. Трава высокая, влажная. Ещё хуже вымокли. Дрожа от холода, переночевали.

Утром вывел их фашист в подштаниках к посёлку на горе. Посёлок чистый. Целый. Не разгромленный. Только ступили на его землю – полетели снаряды: группу людей заметили. По звуку опасность определяли. Знали, если пищит снаряд: «У-у-у-у-у-у-у…» – значит, мимо пролетит, не страшен. Шипит: «Ш-ш-ш-ш…» – берегись не берегись – упадёт рядом. Так и летели снаряды друг за другом, но все мимо.

Увёл немец детей из посёлка – прекратилась стрельба. Они мишенью были. Снова спустились в овраг. В овраге стояли сторожевые немецкие бункера. Добротные, деревянные, в три наката. Со светом. Много их. Один, второй, третий… Велел немец ход сообщения рыть.

Вдруг нашли советского солдата убитого. Молоденький паренёк. Немец заставил могилу копать. Неглубокую дети выкопали, застелили травой. Приказал немец Полинке тащить труп. Дотронулась девчонка до него: «Холодный!» Первый раз ощутила она мертвецкий холод и от страха заорала. Тишину нарушила. Привлекла внимание. И получила от немца два удара прикладом по спине. Других отрядил труп тащить. Закопали тело – и снова к оврагу. А овраг перекрыт земляным валом. Что за тем валом? Неизвестно. Вроде там линия фронта проходила. Тишина. Вдруг выстрел. Тревога. Освещение трассирующими лентами по небу.

С верху вала спустились три солдата. Русские! Немец испугался – и бежать. Скрылся. Детей бросил. Один мальчик из них остался с русскими солдатами, остальные стали искать дорогу домой. Идут. Вдруг бой. Страх. Стреляло новое орудие. Наша «катюша»! Её огневые полосы сжигали всё на своем пути. Никого не было видно. Дети спрятались в бункере на чьём-то огороде. Там темно, но тихо. Наверху шум, грохот. Сколько находились в бункере? Сутки? Двое? Никто не знает. Но утихло наверху. Хотели выйти из бункера – дверь засыпана землёй. Девочки принялись плакать, а мальчишки стали бить по двери стульями. Около притолоки осыпалась земля. Ребята стали грести руками, сделали лаз. Первым вылез Афоня. От света ослеп. Кричит друзьям: «Будете вылезать, вылезайте с закрытыми глазами!» Вылез следом Мишка с закрытыми глазами, потом девочки. И долго лежали на земле, боясь открыть глаза. Но всё обошлось нормально. Увидели лесопосадку. Она была высокая. Под кроной деревьев можно было ходить и спрятаться от дождя. Голодные, холодные дети в посадке плакали от страха и неизвестности. Вдруг везде немцы? Подходит к ним старик крепенький лет под 75. Спрашивает: «Откуда вы?»

– Аркинские. Водили нас копать окопы, не выкопали.

 

– Сидите тут тихо. Не ревите.

Принёс деревенской еды: картошки, молока, хлеба, огурцов. Сказал, что в Аркине ещё немцы. Старик увёл детей к партизанам. Детям партизаны не обрадовались. Вдруг в плен попадут? Вдруг выдадут? Но оставили их бинты стирать, картошку чистить. Три месяца с партизанами жили. Столько времени стоял фронт.

Потом партизаны стали передвигаться к белорусским лесам. Детям указали дорогу к дому.

Отступление врага

Наконец пришли домой. Там ещё были немцы, но готовились отступать. Беготня. Дым. Пожары. Отправка раненых. Уничтожали всё на своем пути: людей, скотину, если ту не успели спрятать, подорвали все мосты на реке. По какому пути пришли, по такому отступали. Ушли в сторону села Лубошево. Было это 3 сентября 1943 года, ровно два года была оккупация. В суете никто не обратил внимания на вернувшихся детей.

У Фирсовых в доме жил эвакуированный жилец с семьёй. Крепенький дед, хозяйственный. Его слушались все жители дома и подчинялись. Он срочно от пожаров вывел в этой суете всех детей на болота. Полину как старшую оставил за меньшими присматривать, а сам – в село. Дом спасать, ежели чего.

На болотах на самой заре услышала вдруг Полина Интернационал! На заре-то слышно очень. Она и пошла по броду на звуки музыки. Видит: акации много. Один дом сгоревший. Через дорогу дом стоял целехонький, нетронутый. Три солдата играют… Чьи они? Судя по музыке – свои. Знала, что бандиты бандеровские тогда с фронта уходили группами, выменивали солдатскую одежду на гражданскую – и к немцам! А эти музыканты угостили её леденцами. Длинные такие трубочки были. Вкусные. Солдаты репей с неё поснимали. Спросили, что в деревне. Ответила, что никого нет, немцы ушли.

Полина вернулась к остальным детям. Уже светало. Скоро за ними пришли взрослые и привели в село. Их дом и улица уцелели. Только дядин дом пострадал: головешки догорали. Могло и дальше загореться. Детей уложили спать на улице. Всё стихло. И тут откуда ни возьмись две немецкие подводы. Запряжены четыре лошади огромные! На подводах – котлы военно-полевой кухни. Дома все заплакали: «Опять немцы!»

И вдруг за вражеским обозом – тьма советских солдат! С винтовками полуавтоматическими (начинали воевать с ружьями, которые надо было каждый раз перезаряжать). Они шли голодные, одна молодёжь. Немцы испугались, бросили подводы – и в репей, в траву (земля не обрабатывалась в войну).

Наши злые, бесстрашные – вслед на ними. Немцы не отстреливались. Русские поймали, вывели их! Селяне с гостинцами, с сухарями – к нашим. Те хлеб рассовали по карманам, наладили узкую понтонную переправу и погнали немцев. Быстро гнали, с боями. До реки Десны дошли. Река была кровавая вся. Даже приток Десны – Нерусса.

Партизаны

Партизаны невидимым фронтом много страха нагоняли на немцев. Партизан в 1941 году ещё не было. Они появились только в 1942 году в орловских, смоленских, брянских и белорусских лесах. (Позже партизаны ушли в Карпаты. Они опережали немцев, подрывали железную дорогу, чтоб останавливать эшелоны, нападали на вражеские склады.)

И немцы к ним проявляли особую жестокость. Страдали все, кто был связан с партизанами. В селе повесили двоих, и зрелище было страшным. Первым пострадал председатель колхоза, у которого была явочная партизанская квартира. Предали председателя. Расправились с ним жестоко, несмотря на возраст. Пожилой человек был. Специально виселицу наспех сколотили. Свои не оставили тело товарища на поругание. Ночью оно исчезло. Партизаны сняли и унесли его.

Такая же участь выпала учительнице Ольге Павловне. Вторая в селе повешенная. Набросили на её шею петлю: «Партизанен!» Женщина была беременная. Она на виселице уже перестала дышать, умерла, а ребёнок ещё бился в животе. Картина не для слабонервных.

Приёмная девочка Надя

Чтобы выжить, в голодное время приходилось людям и менять товар, и продавать. В Ростов со спекулянтами односельчане ездили. Полина тоже. Купила соль грязную. Сушили её, просеивали. Семечек купила. В Брянске Полина их продала. Ездила вместе с другими за компанию. Брянск был разгромлен, пленные немцы его восстанавливали.

В городе заночевали все у чьего-то знакомого, комиссованного с войны. Он жил в разбитом доме. Там же обитала какая-то женщина с двумя своими детьми. С ней чужая девочка, сирота лет шести, бледная – чистая смерть. Женщина не велела той девочке ничего давать, морила голодом. Полина пожалела беднягу, на коленях стала просить отдать её ей. Отдала.

Повезла Полина девочку к себе в село. Обнаружила вдруг, что вырученные за семечки деньги у железнодорожной кассы украли, даже на билеты домой не было. Решили ехать на «пятьсот весёлом» поезде (товарный, сбитый из старых теплушек, вагонов без всяких условий). На него садилось несчётное количество людей. Кто пел, кто плясал, кто шутил, кто плакал. «Пятьсот весёлый» в своё время выручал людей: садились на него все желающие. С Брянска на тот момент такой поезд не шёл, да и станция была разбита. Пошли пешком к другой станции. Спрашивали машинистов, какой поезд идёт на Комаричи – в нужную сторону. Пожалел девчонок один машинист, посадил к себе. Девчонки помогали ему, каменным углём паровозную топку топили. Машинист приостановил состав у Аркина. Высадил их.

Добрая Ульяна, мать Полины, приняла чужую заморенную девочку Надю, хотя сами не шиковали.

Мать приёмной девочки погибла. Отец воевал в особых частях. Вернулся только в 1946 году. Разыскал дочку. Очень радовался ей. Целовал ручки, пяточки. Целовал-обнимал всех приёмных родных. Надя же отца не помнила, не знала. Она плакала, боялась его. Отец неделю жил в семье Полины, чтобы дочка привыкла к нему. Потом привозил её каждые два-три месяца к новым родным, чтобы она не скучала. Такая благодарность и тонкость чувств сурового воина, защитника Родины.

Восстановление села

Как освободили село, на второй день все эвакуированные ушли тоже. Оставшимся надо было налаживать жизнь. Это давалось трудно. Немцы всё сожгли, скотину угнали, людей увозили вагонами. Сама земля в селе – чернозём, хорошая, но в войну запущенная: в траве, осоке, репейнике. Как целина. Техники не было. Выгоняли в поле всех, кто умел лопату держать. Привезли волов откуда-то. Кто-то ведёт животных, мальчишка сзади плуг направляет. Давали на обработку две сотки земли на каждого. У Полины была украденная у немцев лопата (и лопата, и весь другой инвентарь у немцев были хорошими). Но пропала та лопата из сеней, свои же, видно, у девушки украли. Дал ей кто-то ржавую штыковую. Копать ею невозможно. Всё тот же ухажёр Шурка принёс Полине штыковую белую. Но и ею копать не получалось. Мальчишка лопату округлил. Вскопала свои две сотки юная Полина.

Работа кипела. Кто-то пахал землю, а кто-то пилил лес, кто-то резал, смолил шпалы, так как железную дорогу немцы поломали окончательно. Ставили шпалы не сухие, а сырые, чтоб быстрее сделать пути.

Возвращалась радость жизни. Девчонки вспомнили, что они молодые и красивые. У Полины был ситчик, метра полтора. А в селе у одной женщины появилась швейная машинка. Попросила девушка сшить кофту, а той некогда: полевые работы не ждут. За кофту пришлось Полине «шировать» чужую свёклу: пропалывать, рыхлить. Четыре большие гряды обработала, пока новоявленная портниха шила ей кофту.

Даже в селе люди «голодовали». Спасало то, что рядом были сахарный и спиртовой заводы. Для них в Брянской и Орловской областях выращивали много сахарной свёклы. Люди с удовольствием ели её. По цвету она белая. Мать резала кружочки в палец толщиной, складывала рядами в девятилитровый чугун и ставила в русскую печку. Потомится несколько часов – станет свёкла из белой бордовой. Дети объедались, до чего сахарная свёкла сладкая, прямо медовая.

Беда была с солью. Вернее, соли вообще не было. Солили еду удобрением – селитрой, суперфосфатом… Всё поели.

Опять отобрали у многодетной семьи корову-кормилицу. Уже наша власть, что было очень обидно. За отобранную корову судились. Суд решил отдать Фирсовым телёнка от той коровы. Ходили за ним за 30 км. Получили. Корову вырастили, тёлку от неё предназначили дочке на приданое. Подошёл час – продали её за 300 рублей. А тут девальвация. Денег от продажи тёлки хватило на два пайка хлеба…

Нелегко налаживалась жизнь послевоенная. Кто-то с радостью возвращался в родное село. Кто-то покидал его, чтобы учиться. По-разному шли мирные пути-дороги.

Через Москву – в Дедовск

Полина уехала в Москву. В 1947-1948 году окончила ФЗУ. Маленькая боевая девчонка уже в училище проявила себя командиром, получила при выпуске квалификацию бригадира. Работала ударно. Встретила свою судьбу, вышла замуж.

Муж перевёз её в подмосковный Дедовск. Устроились на ткацко-прядильную фабрику. Полина работала с душой, отдавая все силы своему делу. Выросла до поммастера. С фабрикой связана вся её трудовая биография.

Доброта

Много своих болячек и проблем у старой Полины. Она смиренно и терпимо относится к ним. Пожила! И до сих пор этот человек открыт другим людям. Желает добра своей семье: сыну, снохе, двум внукам и правнукам. Делится чем может с окружающими. Трогательно подбадривает тяжёлых больных: «Всё будет хорошо, я буду молиться за вас!»

Как молится Полина за страдальцев Украины, потому что, по её твёрдому убеждению, на их долю выпала гражданская война, более жестокая, чем война Отечественная с понятным врагом, та, через которую прошла она сама. 

Светлый человек! Многая ей лета!

Записала и обработала В. Маслова,

член Союза журналистов Москвы».