Первый приезд зубров в заповедник «Брянский лес»

Шел 1997 год. Наступил апрель, а вместе с ним приехали зубры. Два грузовика с высокими узкими ящиками, с решетками с одной стороны, остановились возле конторы заповедника «Брянский лес». Мы с Игорем были на месте, чтобы их встретить.

Окский заповедник, расположенный к юго-востоку от Москвы, согласился прислать пять зубров из своего центра по их разведению, но сотрудники смогли поймать только троих на той большой площади, где они обитали. Еще десять зубров привезут позже, чтобы пополнить наше стадо, которое к тому моменту должно будет увеличиться естественным путем.

Брянский лес – это идеальное место для обитания зубров, где полно молодых побегов и сухих веток, которыми можно питаться. В отличие от равнинных американских бизонов, живущие в лесу европейские зубры хорошо едят ветки и другие растения.

К началу двадцатого века европейский зубр был почти полностью истреблен в дикой природе и сохранился только в европейских зоопарках. Два центра по разведению в России – Окский и Приокско-террасный заповедники – позже развели зубров, взятых в зоопарках, и за несколько десятилетий создали стадо зубров, которое можно было выпустить в дикую природу.

Наш заповедник был вторым в европейской части России, который получил зубра для выпуска, что было результатом обращения Игоря за поддержкой в Всемирный фонд дикой природы (WWF) и тогдашний Государственный комитет по экологии России. Зубры были выпущены еще в одном заповеднике, на Кавказе, но в то время браконьеры и этнические разборки в этом районе уничтожили большинство животных.

Мы с Игорем сели в УАЗ вместе с несколькими журналистами, которых я пригласила из местной и районной газет, чтобы осветить событие. Я тогда работала начальником отдела экопросвещения в заповеднике. Так как большинство соседей заповедника ничего не знали о зубрах, для нас было важно рассказать об этом находящемся на грани исчезновения животном. Браконьерская охота на редких животных в России − это уголовное преступление, которое строго наказывается.

Мы привели караван грузовиков с зубрами, сотрудников заповедника и журналистов на место выпуска. Несколько недель Игорь (который тогда был директором заповедника) и его сотрудники сооружали временный загон в лесной части заповедника примерно в 4-х километрах от Чухраев. Зубры будут находиться в нем три недели и ежедневно получать корм, чтобы они знали куда прийти, если зимой не будет хватать естественного корма. Игорь нанял молодого инспектора − специалиста-охотоведа – для изучения и охраны зубров.

Один грузовик завяз в грязи на дороге, но мужчины подложили бревна по колеса и вытолкнули его. Скоро мы приехали на место выпуска, и все собрались вокруг. Так как у нас не было крана или подъемника, чтобы снять тяжелые ящики с платформы большого грузовика, восемь человек передвинули ящики – а взрослый зубр весит около 300 кг – на платформу маленького грузовика, а затем столкнули ящики на землю. Мы открыли решетки, но зубры продолжали стоять. Они устали от переезда, и их ноги потеряли устойчивость. Мы все отошли за ограду. Медленно, один за другим, осторожные животные отважились выйти. Они сбились в кучу и неверной походкой отправились в дальний конец загона, где начали жевать ветки.

Журналисты стали задавать Игорю вопросы. Он рассказал им о зубрах и программе возрождения, представил им меня – нового руководителя отдела экологического просвещения, американку. Он рассказал им, как я приняла новорожденного в электричке. Неожиданно я оказалась в центре внимания. Большинство местных журналистов никогда не видели раньше иностранцев, а уж тем более американцев − разве только в кино. Один из них спросил, почему я приехала сюда – разве в Америке больше нечего защищать?

− В Америке много диких мест и национальных парков, − ответила я, − а также много людей, которые работают в них. Но мне кажется, что я могу принести больше пользы здесь.

Другая женщина сказала:

− Некоторые читатели могут подумать, что вы отшельница или изгой американского общества, или может быть вы уродливы или безобразны – и поэтому вы выбрали этот затерянный лесной уголок. Но вы привлекательная молодая женщина. Вы умны и энергичны. Вы можете сказать читателям, почему вы выбрали это место?

Я объяснила им, как я искала способ быть ближе к природе, как я была очарована системой заповедников, и как работать в заповеднике оказалось отличной для меня возможностью.

Другого журналиста интересовали более приземленные вопросы, и он спросил, есть ли у меня туалет в доме. Когда я ответила, что  удобства во дворе, он спросил, как я справляюсь с такими недостатком.

− Я не обращаю на это внимания, − сказала я. – Я думаю, что то, как живут русские в деревнях, − это полезный опыт для всех нас, особенно для американцев. Здесь абсолютно нет отходов. Люди точно знают, откуда берется пища. Это действительно максимально близко к экологически чистой жизни, о которой в США многие не имеют понятия.

После выпуска, у нас был пикник с гостями в лесу. Игорь купил шампанское, водку и закуски. Я нарезала хлеб, сыр и копченую колбасу и раздала бутерброды. Мы выпили за зубров, их здоровье и будущую жизнь в Брянском лесу.

Мы поехали обратно. На обратном пути в главную контору заповедника, мы заехали в Чухраи, чтобы показать гостям глухую деревеньку. Мы остановились, чтобы пропустить полную женщину, которая переходила дорогу и несла воду из колодца.

− Это хорошо, что ведра полные! − воскликнул кто-то.

Считается плохой приметой встретить женщину, переходящую дорогу с пустыми ведрами. Женщина с любыми ведрами − это уже повод для беспокойства. Мужчина с полными ведрами – значительно лучший знак.

Игорь сказал гостям, что это была Тонька. Ей около пятидесяти, но выглядит она старше, и занимает одно из двух имеющихся в деревне рабочих мест − почтальона. Второе место занимает мужик Василий, который был местным лесником, отвечавшим за наблюдение и проверку леса вокруг Чухраев. Два раза в неделю Тонька ходила за 9 километров в Смелиж, чтобы забрать почту, которую тамошняя почтальонша приносила из ближайшего почтового отделения, находившегося еще в трех километрах. Когда Тонька возвращалась в Чухраи, она отдавала почту своему вечно пьяному сожителю, Степану, чтобы он ее разнес, так как она смертельно боялась собак, которых держали все жители деревни.

Степан приехал сюда в 1991 году с Украины, что дало ему прозвище «хохол». Степан говорил по-русски и по-украински, но на обоих языках плохо. К тому моменту, когда он, наконец, приносил почту, даже газета из Суземки уже была недельной давности. Скоро посылки, посланные моей мамой, стали возвращаться обратно, и я поняла, что за доставку посылки Степан хотел получить самогонку. Все-таки работа Тоньки состояла только в том, чтобы доставить уведомление, что посылка находится на почте и ее можно забрать.

Степан любил вручать почту не торопясь, сидя на нашем крыльце и ныряя в ветхий и грязный мешок. Сначала он отдавал мне газеты, потом письмо, потом журнал и, наконец, уведомление о посылке. Может быть, он хотел повысить цену за свои услуги. Почему я должна была наливать самогон Степану, а не Тоньке – я не могла понять. Несколько раз, когда Тонька поручала Степану пойти в Смелиж за почтой, он исчезал на несколько дней. Часто мы находили его пьяным, лежащим на чьем-нибудь крыльце в Смелиже. Мы грузили его в УАЗ и отвозили домой с деревенской почтой в мешке, висевшем на его плече.

Журналисты прошли по деревне. Один из них остановил Тоньку и спросил, что она думает о зубрах.

− Лора привезла их из Америки, − сказала она на местном диалекте – смеси русского, белорусского и украинского.

 

− Я не собираюсь ходить в лес, когда там бродит эта скотина, − добавила она. – Я их боюсь.

Неделю спустя Степан принес газеты. Наша собака Пупа всегда приветствовал его неистовым лаем и кусал за пятки. Поэтому Степан всегда надевал толстые валенки, когда приносил нам почту. Мы прочитали статьи о выпуске зубров и моем приезде. Одна из газет, Брянский рабочий, написала, что я хожу в фуфайке и ношу воду из колодца на коромысле. На самом деле у меня не было ни того, ни другого.

Я быстро стала местной знаменитостью. Когда я появлялась в Суземке, вокруг меня собирались дети и просили автограф. Мне не нравилось, что меня знают только потому, что я американка, а не потому, что я сделала что-то хорошее или достигла какого-то успеха. Люди начали сплетничать, некоторые говорили, что я шпионка, которую отправили сюда, чтобы считать поезда, пересекающие российскую границу.

− Ты просто первый парень на деревне, − сказала моя мама, когда рассказала ей о своем открытии во время одного из наших ежемесячных телефонных разговоров. Она и мой отчим Чаз (сокращенно от Чарльза) звонили мне из Денвера в заранее договоренное время в контору заповедника, так как в Чухраях телефона не было. Трое из моих четверых родителей планировали приехать ко мне летом, сначала мама и Чаз, а потом мой отец.

 

− Я не могу дождаться, когда вы приедете, − сказала я маме. – Ты наверняка поймешь, почему мне здесь так нравится.

 

− Не рассчитывай на это, − ответила мама.

Мы с Игорем навещали зубров почти каждый день и следили, чтобы инспектор давал им достаточно корма. Они привыкли к нашим визитам и с нетерпением ждали угощения, которое мы приносили — овес, яблоки, картошку — хотя и не приближались к еде, пока мы не отойдем хотя бы метров на десять. Среди них было два самки и один самец. Я любила сидеть на жердях изгороди и наблюдать за их поведением и общением. Самец был не таким крупным, как самки; наверное, он моложе, решила я. Более крупная самка явно была вожаком, так как она постоянно кусала других за бока, когда они подходили слишком близко к веткам, которые она намеревалась есть. Но при этом они всегда держались вместе.

Игорь опубликовал фотографии зубров в газетах, из которых люди узнавали о том, как поживают вновь прибывшие. Через три недели после их приезда Игорь решил, что пришло время выпустить зубров на волю. Мы пригласили тогдашнего губернатора Брянской области, Евгения Лодкина, на это событие, чтобы прорекламировать возвращение зубров и заручиться его поддержкой заповедника. Игорь знал Лодкина еще до того, как он стал губернатором и работал журналистом в газете Брянский рабочий. Лодкин работал старательно, рассказывая правду об атомном взрыве в Чернобыле, который повлиял на западные районы Брянской области, граничившие с Украиной. Лодкин также поддерживал Игоря при создании заповедника «Брянский лес», когда Игорь еще был школьным учителем.

Евгений Лодкин был коммунистом. И хотя уже шел 1997 год и коммунисты не были у власти со времен путча 1991 года, они продолжали контролировать многие региональные правительства, в частности прокоммунистические области к югу от Москвы, которые назывались «красным поясом». Я боялась, что губернатор Лодкин не захочет сотрудничать со мной − американкой.

Губернатор приехал на черной Волге со своим водителем – высоким, худощавым парнем лет двадцати пяти. Губернатор – невысокий, приятной наружности, мужчина лет шестидесяти, смуглый и черноволосый − улыбнулся и сердечно поздоровался с нами. Он энергично пожал мне руку, что рассеяло мои сомнения относительно нашей встречи. Он смотрел тепло и оживленно, что было не похоже на тех официальных коммунистических деятелей, с которыми я встречалась, когда работала в Москве. Мы показали губернатору центр для посетителей, а вернее то, что смогли, так как электрики выбрали этот день, чтобы отключить электричество в целях экономии средств, которые район задолжал федеральным энергетикам. Лодкин был очень любезен, хвалил заповедник и Игоря и, казалось, искренне интересовался заповедником и знакомством с нами.

Из конторы заповедника мы на УАЗе поехали к месту выпуска зубров. Охранника губернатора укачало на ухабистой дороге, и мы остановились, чтобы он смог выскочить в лес. Мы некоторое время смотрели на зубров через забор, а потом попросили губернатора Лодкина выпустить их на волю. Он вытолкнул слеги, лежавшие поперек ворот, а Игорь все это сфотографировал. Нам пришлось выгонять животных из загона. Как истинные коммунисты они не хотели уходить, возможно, думая о том, что время бесплатной кормежки закончилось.

Когда мы вернулись в контору, я отвела губернатора в сторону, так как он уже собирался уезжать. Я сказала ему, что его любимая газета Брянский рабочий пишет неправду.

− Что Вы имеете ввиду? − спросил он.

Я рассказала ему, что в статье о приезде зубров корреспондент написал, что я будто бы ношу фуфайку и воду на коромысле.

На самом деле, − сказала я со всей серьезностью проявляя беспокойство о правдивости репортажа и разыгравшемся воображении журналиста, − все это неправда. У меня нет ни фуфайки, ни коромысла.

Ладно, -сказал он,- я разберусь с этим вопросом.

Месяц спустя Лодкин снова приехал в заповедник. Мы с Игорем встретили его у конторы заповедника. Губернатор достал с заднего сиденья машины фуфайку и набросил мне на плечи вместе с ярким платком, какие носят все бабушки. Потом он открыл багажник и достал деревянное коромысло и два ведра и опустил все это мне на плечо.

− Вот видите, − сказал он, улыбаясь, − наша газета никогда не врет.

Источник: llorax.livejournal.com

Справка

Автор рассказа Лора Уильямс − американка, активистка Всемирного фонда дикой природы, супруга известного фотографа-натуралиста Игоря Шпиленка.

Игорь Шпиленок является основателем и первым директором заповедника «Брянский лес». Автор фотокниг о дикой природе. Много времени уделяет охране природы. Брат Игоря − Николай Шпиленок − тоже фотограф-натуралист. Младший брат Дмитрий − режиссёр и оператор научно-популярных фильмов.

Лора Уильямс проживает в деревне Чухраи Суземского района Брянской области.