На суде Кулагин затеял перепалку с другом Шкапцовой

Очередное заседание суда по делу об убийстве Ани Шкапцовой прошло 26 марта и растянулось почти на два часа.

Начало, как обычно, задержали минут на двадцать, пока не пришли свидетели. Их и на сей раз было лишь четверо, хотя вызывали больше. Список бегающих от участия в процессе пополнился новыми именами. Давать показания, придя  в суд, люди отказываются под разными предлогами. Один болен, другого якобы не отпускают с работы, третья отсутствует по не объяснённым суду семейным обстоятельствам. И так далее, и тому подобное.

Местом для заседания ныне впервые выбран зал на втором этаже. Журналистов загоняют на скамью в углу, откуда не виден Кулагин, как обычно, занявший место в «аквариуме». Зато достаточно хорошо видна Шкапцова. Она уже не прячется за конвоиров, но всё также смотрит в пол, иногда вздыхает.

Гособвинитель Екатерина Макаренкова представляет  участникам процесса знаменитые уже фотографии Кулагина в женской одежде и парике. Через несколько минут их покажут свидетелям – Оксане Будаевой и Екатерине Гапоновой.

В тот вечер Оксана решила погулять с маленьким ребёнком, а заодно и пройтись по магазинам. Компанию ей составила подруга Екатерина. В начале шестого они заметили на улице странную женщину, оглядывавшуюся по сторонам. Почему она показалась им странной?  Да потому что  девушки, по их словам, сразу же распознали в этой подозрительной мадам переодетого мужчину – по мужскому телосложению и щетине. Запомнили и малиновое пальто, и парик, и сумку в руках.

− А капюшон был? – подал голос Кулагин из своего  судебного обиталища.

И капюшон был – но точно помнит его лишь одна из подруг. Впрочем, дела это не меняет. Обе свидетельницы опознали на фото, показанных им Макаренковой, псевдодамочку, повстречавшуюся им памятным мартовским вечером.

Затем наступила очередь говорить врачу-педиатру детской поликлиники Светлане Барановой. Доктор наблюдала маленькую Аню после её выписки из отделения по выхаживанию недоношенных.

− Анечка развивалась нормально, и месяцам к трём своей жизни уже была абсолютно как  другие детки, родившиеся в  положенный срок, − рассказала Баранова.- Активный, здоровый ребёнок – такой я её запомнила при последнем посещении. На дому детишек обычно посещает медсестра, а доктор приходит только по вызову. Меня Шкапцова не вызывала ни разу. На осмотр к врачу мама с ребёнком должна приходить  как минимум раз в месяц, а если есть необходимость, то можно прийти в любой момент.  Мама Ани приходила не всегда. Медсестра звонила ей, приглашала на приём, но та отвечала: «Как муж приедет, тогда и придём. А одной мне тяжело таскать коляску». Но ведь визит к врачу – не просто формальность, ребёнок должен в первые месяцы жизни расти и развиваться под наблюдением доктора. Хотя у меня никаких опасений по поводу здоровья Ани Шкапцовой не было.  Всегда ухоженная, хорошо одетая, накормленная  девочка. Была…

Шкапцова несколько раз всхлипывает, а вскоре уже плачет, вытирая слёзы рукавом. Слёзы запоздалого раскаяния в гибели малютки, так тянувшейся к жизни? Или очередная игра на публику отменной актрисы, рассчитывающей разжалобить суд?

Баранова между тем продолжает. Ей вспомнилось, что Кулагин без Шкапцовой дочь к врачу не приносил. А когда появлялся вместе с женой, вопросов не задавал. Да и мамаша в консультациях врача не нуждалась, всё больше помалкивала.

− Мне показалось, что она была под влиянием мужа, зависела от него, − говорит доктор. – Всё же она нигде не работала, а он её содержал…

− Она что, не помнит, что я  как-то приходил с ребёнком без Шкапцовой? –  протестует из «аквариума» обвиняемый.

− Я этого не помню, − соглашается Баранова. – Не видела я его общения с ребёнком…

− Можно мне задать вопрос Шкапцовой? – не успокаивается  ныне чересчур говорливый  Кулагин.

− Нет, задавайте вопросы свидетелю, если они есть, − непреклонен судья Котляров.

Тут просит слова адвокат Шкапцовой:

− То, что  Светлана дотошно не расспрашивала, как ухаживать за ребёнком, какие лекарства давать, не связано ли с тем, что она училась в медицинском колледже?

− Она же была студенткой, какое у неё могло быть медицинское образование? – удивилась Баранова.

− Три года  к тому времени   уже проучилась, это о чём-то говорит? – вновь встревает Кулагин.

−  (пауза) Говорит, конечно…

Баранову сменил 22-летний Денис Григорьев −  машинист автокрана и близкий друг Шкапцовой.  Впрочем, сам он от статуса «близкого друга» старательно открещивается – мол, созванивались редко, ещё реже бывал  у Светланы в гостях. Вот только его показания говорят об  обратном. Именно ему первому она рассказала и о своей беременности, и о желании сделать аборт, потому что «нужно доучиться». Его же он она просила купить вещи для дочери после выписки из роддома.  А кроме того, объясняла именно ему, почему не легла в больницу вместе с дочерью −  якобы к девочке не пускали врачи, а в палате толпилось более десятка людей. Григорьеву опять же мама Анечки жаловалась на кулагинские пьянки, правда, после рождения ребёнка говорить об этом перестала.  Какой уж там просто знакомый…

И тем не менее…

− Я не приятель, мы просто общались, − настаивает Григорьев. – Охарактеризовать её как человека? Да я не могу…

Странный, в общем, товарищ. Именно его, «просто знакомого» и редкого гостя в своём доме, Шкапцова  зачем-то очень просила о встрече 11 марта.  Григорьев встретиться с ней не смог – работал…  О «похищении» ребёнка узнал в тот день, когда к нему в восемь вечера пришли следователи. Больше со Светланой парень не созванивался.

Не надо быть психологом, чтобы догадаться – чего-то этот Денис о своих отношениях со Шкапцовой  явно недоговаривает,  он тщательно подбирает слова, выдерживает солидные паузы. На скамье подсудимых − тишина. Шкапцова уже не плачет.

Речь зашла и о Кулагине –  с ним  свидетель познакомился, будучи в гостях у Светланы. Было дело, выпивали вместе, при этом  Кулагин налегал на водку, тогда как сам Григорьев, по его словам, предпочитает обычно менее крепкие напитки.

Очередного упоминания о своём пристрастии к выпивке Кулагин  терпеть не стал  и «наехал» на свидетеля:

− Что в твоём понимании значит «водка»?

− Как это что? Водка она и есть водка, − парировал Григорьев.

− Когда мы с тобой выпивали? Точную дату вспомни.

− Точного числа я тебе не скажу. Но это было в вашей квартире. Мы были втроём – я, Света и ты. Я пил вино, что пила Светлана – не помню, а ты – водку.

− То есть  ты мне тут хочешь сказать, что я сидел и в одну харю водку пил? – взвился Кулагин. Где она, недавняя невозмутимость?

− Подсудимый, выражения выбирайте, − вмешался Котляров.

Обвиняемый замолчал. Свидетель мог вздохнуть свободно – вопросов к нему более не имелось.

Показания остальных свидетелей уже по традиции зачитала гособвинитель.

Так,  мачеха Кулагина Эмилия поведала следователям на допросе,  что не замечала за пасынком страсти к горячительным напиткам.

Продавщица магазина «Всё для вас» вспомнила, как в конце февраля Кулагин и Шкапцова покупали у неё женское пальто и туфли большого размера – якобы для бабушки, попросив о возврате, если старушке прикид не подойдёт.

Наконец,  прозвучали показания жильцов подъезда, где Кулагин оставил «похищенную» коляску.

В заключение Макаренкова озвучила протоколы осмотра места происшествия, а также выемки вещей, фигурирующих в  материалах дела как улики.

А далее – перерыв. Теперь до 3 апреля. Приставы настойчиво выпроваживают представителей прессы из зала, а затем и коридора.

Но на выходе из здания суда удаётся задержаться. Появляется Владимир Шкапцов в сопровождении адвокатов.

− Погода вон какая – солнце, наконец, выглянуло, − отметили защитники.

−  Да, на улице солнечно, − вздыхает отец Светланы. – А на душе – мрак… 

Фото Брянские новости