Ольга Добржанская: «Не пойму, почему нас выставляют монстрами…»

Накануне рассмотрения областным судом жалобы Ирины Добржанской в редакции «Брянской автомобильной газеты» раздался звонок: 

− Я Ольга Владимировна Добржанская. Я хочу дать вам интервью…

У матери Ирины Добржанской, осужденной за трагическое ДТП, в котором погибла Соня Сивакова, было желание высказаться, у редакции − возможность задать те вопросы, которые пока не прояснил ни суд, ни участники процесса.

Наша встреча продолжалась два с половиной часа. Ольга Добржанская отвечала не только на наши вопросы, она желала высказаться по поводу публикаций БАГ. В том числе − по поводу интервью Анны Сиваковой нашей газете. Не все было новым в ответах, но все же мы решили достаточно полно представить их. Естественно, за рамками интервью остались высказывания, которые являются передачей слухов либо не подкреплены доказательствами. Весь представленный текст представляет собой расшифровку диктофонной записи с сохранением особенностей речи нашей собеседницы.

БАГ: Что заставило вас обратиться в газету?

Добржанская: Я не могу понять, почему нашу семью выставляют монстрами. Прочитала в вашей газете интервью с Анной Сиваковой. Я разговаривала с ней по телефону, просила понять. На суде я держала кулаки и думала только о том, чтобы мой ребенок не разрыдался, но она выдержала, хотя ей говорили: «Ты переехала людей. Как ты будешь жить с этим?»

Ирина – моя единственная дочь. Семнадцать лет назад мы похоронили второго ребенка. Мне некого было винить, спасибо тверским врачам за то, что меня в течение 8 часов возвращали с того света. Да, тоже трагический несчастный случай. Когда это все произошло, кроме шока и пустоты ничего не было.

БАГ: Как Ирина приобрела автомобиль и стала водить его?

Добржанская: Заканчивая второй курс техникума кооперации и получая губернаторскую стипендию, она сказала мне: «Впереди будет работа, которая, возможно, связана с разъездами. Мне нужно иметь «права». У нее была тяга к этому – может, наследственная: мой папа был водителем-испытателем. Я согласилась. Ирина добросовестно посещала все занятия, успешно сдала экзамены. Машины в нашей семье нет, поэтому она практиковалась на автомобиле хорошего знакомого, у которого «шестерка». На ней она два раза попалась без страховки. Я с ней ездить не боялась, она водила машину очень уверенно. Со своим молодым человеком они ездили на старый аэродром, там он ее учил. Мы бывали в Бежице, где напряженное движение. Сказать что Ирина летала, не могу. Она разумный ребенок. Наверное, дети военных этим отличаются. Когда Фольксваген появился, она не успела оформить его.

БАГ: Вы купили этот Пассат?

Добржанская: Ситуация очень непонятная, двойственная. Она мне сказала: «Мне предлагают машину, она неплохая, недорогая, но с белорусскими номерами». Я предложила подождать, но эту машину подогнали. Бабушка сняла 140 тысяч и подарила Ирине эти деньги. Она не успела оформить машину, потому что весь день была на работе. На Пассате мы тоже ездили по городу. Вела она его спокойно, не гнала, резких перестроений у нее не было.

БАГ: Почему на Пассате были номера, которые выданы в Белоруссии на другой автомобиль?

Добржанская: В Белоруссии номера восстанавливались. То есть ты заявил, что утерял их, и тебе выдают новые. И многие люди в Белоруссии такие номера продают. Возможно, что это было сделано таким же способом. То есть на эту машину были куплены номера, их повесили и пригнали сюда. Есть ли доверенность на этого человека, я до сих пор не могу сказать – не видела его. Ирина сказала, что будет оформлять автомобиль, все у нее есть. Я не вникала.

БАГ: Как вы узнали о трагедии?

Добржанская: Когда это все случилось, кроме шока и пустоты, ничего не было. Я сразу же позвонила следователю. Мне дали телефон сестры Игоря Сивакова. Я позвонила ей, она сказала что не может сейчас разговаривать. Позже она позвонила, мы встретились. Я предложила определенную сумму.

Показания в суде у меня вызвали шок. Шофер автобуса якобы спиной увидел, что машина Ирины шла со скоростью 60 − 100 километров в час. Судья уточнил, что это значит, и водитель сказал: «Ну, пусть будет 80». Потом давал показания инспектор. Когда перед Анной пролетела «семерка», от которой она отшатнулась, Ирина ориентировалась по первой машине. Думаю, что этот водитель сам испугался, когда увидел, что тут идут люди. Инспектор сказал на суде: «Я останавливал Жигули, но в этот момент услышал визг тормозов и понял, что Пассат идет со скоростью до 80 километров в час». Адвокат возразил: «Визг тормозов ничего нет объясняет. У вас был радар?» − «Нет».

БАГ: Что рассказала вам Ирина?

Добржанская: Я спросила, когда она пришла в себя, неслась ли она со скоростью 80 километров в час. Она поклялась, что ехала со скоростью 60 − 62 километра, что шла по третьей полосе, которая была свободна. При снятом покрытии на дороге любая ямка или камень мог развернуть машину. То есть ехать с большой скоростью там было невозможно. Она сказала, что не нарушала правил. Свидетель Фадеев указал, что какое-то время ехал за машиной дочери, у него на спидометре было 65.

БАГ: Ирина в этот день не пришла домой. Почему?

Добржанская: У нее было шоковое состояние. Я сама обо всем узнала утром. Она сказала, что не могла прийти, что ей нужно было побыть одной. Я даже не знаю, где она была. Как ее отвезли в отдел к следователю, она не помнит. Она потеряла ориентацию. Потом вызвали «скорую», так как она потеряла сознание. У нее в этот день показания не брали. Марина, которая работала с ней в банке, говорила, что была уставшая, никуда не смотрела. Это неправда. Когда Ирина была дома, я попросила набрать номер Марины. Она ответила по громкой связи: «Если ты меня хочешь о чем-то просить, мы с тобой не подруги. Я ничего придумывать не буду». Ирина сказала, что ничего не будет просить.

БАГ: Откуда Ирина узнала, что есть видеозапись?

Добржанская: Знакомый сообщил, что на ютубе выложили уже. Информация эта была продана. Я спросила у Марины: «Пусть вы даже уставшая были, но вы же должны были видеть, что идет человек». Она сказала, что не видела среди машин идущей женщины: «Когда я увидела выбежавшую со второго ряда женщину в полусогнутом состоянии, я закричала Ире, чтобы она тормозила, но она уже тормозила». Но из-за снятого покрытия машину несло вперед. Следователю я сказала, что «зебры» не видно, покрытие снято. Он сказал: «Да, там нельзя было идти». Но почему тогда не закрыли его? Получается, люди подвергались опасности уже два месяца.

Я была у прокурора города Седнева, он меня отвел к помощнику. Тот объяснял, что моя дочь поехала, а другие машины стояли. Я сказала, что там все машины ехали. Когда Анна была уже на капоте, только тогда машина второго ряда остановилась.

БАГ: То есть вины дочери вы не усматриваете?

Добржанская: Я вижу все это как трагический несчастный случай. Бывают такие моменты, когда невозможно найти виновного. Сказать, что виновата только моя дочь, не могу. Не имею права. Если бы она была пьяная, если бы она выскочила на пешеходную зону или умышленно гонялась на машине, тогда бы она была виновата. Но здесь я не вижу ее явной вины. С другой стороны, наши дорожные службы проявили преступную халатность. И почему прокуратура не стала возбуждать дело по факту халатности, я не знаю. Этот переход вообще лишний был − 200 − 300 метров между переходами должно быть, как требует ГОСТ.

Разговаривая с Анной по телефону, я ей сказала, что произошел несчастный случай, но винить только Ирину нельзя. Пешеход ведь должен убедиться в своей безопасности, переходя дорогу. Я понимаю Анну, я сама была в ситуации, когда наматывала слезы на кулак целый год. Боль утраты сгладится, но через два – три года, по себе знаю. Когда прочитала интервью в «Брянской автомобильной газете», то была обижена тем, что она говорит о бездушии моей дочери.

БАГ: О ГОСТах достаточно писала и БАГ. Давайте проясним другое. Вы говорили, что Ирина была в шоковом состоянии и даже не появилась дома. На суде она сказала, что тут же позвонила другу и рассказала о трагедии, что ехала с превышением предела скорости…

Добржанская: Это неправда. Говорила об этом прокурор. Она, действительно, позвонила человеку который пригнал Пассат. Но я не знаю, откуда взялось, что она ехала со скоростью выше 60 километров.

БАГ: Некоторые утверждали, что Ирина подбежала к сбитому ребенку и взяла его на руки.

Добржанская: Когда это случилось, она сказала, что просто опустила руль. Потом увидела сотрудника ДПС и в полуобморочном состоянии едва смогла остановить машину. Она подбежала сначала к женщине. И тут увидела белую курточку. Она не поняла сразу, что там был еще ребенок. Соню за пакетами вообще никто не видел. Она подбежала к ней, потрогала шею, сказала, что у ребенка уже не было пульса. Она сразу поняла, что девочка погибла.

БАГ: В реанимации Анна была три дня. На второй день пришла в себя, и сразу появилась группа кавказцев, которые попытались к ней пройти. Что вам известно об этом?

Добржанская: Об этом я ничего не знаю. Я звонила сразу в реанимацию, и мне сказали что состояние Анны стабильное. Вы не знаете, сколько в это время было звонков Ирине с угрозами и оскорблениями. И каждый раз неслась в больницу на такси, и там говорили, что Анна жива…

БАГ: На чем основываются ваши высказывания о линчевателях?

Добржанская: Есть такой товарищ − Сергей Валерьевич, пожарный. Он распустил сплетни, что наши семья якобы имеет больших покровителей. Я преподаватель со стажем больше 20 лет, муж – военнослужащий, он обычный пенсионер по линии МВД. Думаю, что группа Сергея Валерьевича отвлекала внимание от чиновников, от дорожников. Я поразилась, когда увидела, что портрет, где Ирина изображена в тюремной робе, держал глава Фокинского района.

БАГ: Наши корреспонденты видели, что чиновнику, на которого наступали митингующие, всунули в руки этот портрет. Он не пришел с ним. Митинговые страсти. Скажите, почему за все время суда и следствия никак не проявил себя ваш муж?

Добржанская: Он прошел три «горячие точки», здоровье на нуле. Он сказал, что в Чечне закрывал собой чужих детей, а здесь не может помочь своему ребенку. Его эта история вконец разбила. Осенью он лежал в госпитале. Мой муж никогда никому не угрожал. Мы пытались найти контакт с пострадавшими. Телефон Игоря Сивакова я долго не могла добыть. В первый раз мы поговорили с ним спокойно. Я взяла тогда ссуду 100 тысяч рублей и предложила Игорю их на лечение Анны, но деньги на тот момент он отказался брать. Обещал перезвонить. Каждый раз я предлагала свою помощь.

БАГ: Игорь подтверждал, что вы ему звонили. Но он говорил, что ждал не вашего звонка, а звонка Ирины.

Добржанская: Когда началась травля… Подруга позвонила и сказала, что некие молодчики с митинга собираются идти к нашему дому. Я пошла в полицию, и начальник полиции все быстро пресек. Действительно, около дома стояли несколько молодых людей в черных куртках. Я слышала, как они рассуждали: «Зачем мы сюда приехали? ОМОН загребет нас сейчас». И когда они увидели, что дом оцеплен ОМОНом, то ушли.

БАГ: Ирина действительно пыталась отравиться?

Добржанская: Когда по телефону позвонили и сказали: «Умри, сука», − Ирина схватилась за таблетки. Я их отобрала. Она схватила то, что было. Я сказала, что это испытание, эту беду будем проходить вместе, все точки будут расставлены. На следующий день я иду в магазин и вдруг чувствую, что мне нужно домой вернуться. Как залетела на кухню, не помню. Увидела только, что Ирина схватила эссенцию, я дралась с ней. Ее спасло только то, что пластмассовую пробку нужно было срезать, а она не успела это сделать. Я сказала: «Ты понимаешь, ты будешь инвалидом». И когда поняла, что у нее уже состояние невменяемости, что хочет покончить жизнь самоубийством, вызвала такси, и мы поехали на набережную в психиатрический диспансер. Врач сказала сразу, что дома мы не усмотрим за дочерью. Единственный вариант − положить в больницу. Травля дочери, звонки, такая гадость шла… Ее просто загнали. Она у меня разумный человек. Забрала я ее из больницы в первых числах ноября. В больнице она постоянно была на уколах, как сомнамбула, спала. Когда я ее забрала, мы поехали к адвокату − ей тогда вынесли арест. Она сказала, что ничего не помнила. Когда она несколько оправилась, все равно никому не могла звонить. У нас два месяца стоял стон и вой. Она приклеила вырезанную из газеты фотографию Сони на открытку и просила у нее прощения. Она отказывалась пить таблетки, рыдала и кричала, что не будет пить таблетки, что все помнит. Глаза моей дочери действительно изменились, сейчас они у нее чужие, бесцветные. Это видели только мы с мужем. Она отрыдала и отвыла за эту кроху. И звонить Игорю она просто не могла. Ирина не могла ему ничем помочь. Денег у нее нет, с работы ее сразу уволили. Я просила Игоря до нового года встретиться, когда Анну уже выписали. Мне не разрешали навещать Анну, говорили, что ей это будет больно.

БАГ: Почему вы сменили адвоката?

Добржанская: Когда все случилось, мне позвонил одноклассник и порекомендовал Мамедова. 10 октября мы пришли к нему вместе с Ириной . Он посмотрел несколько раз видео и сказал, что вины Ирины как водителя не видит, смягчающих обстоятельств для нее много. Спросила, сколько мы будем ему должны. Он сказал, что 50 тысяч. Я собирала эти деньги целый день по родственникам и знакомым. Моя зарплата пять с половиной тысяч, и такой же круг знакомых. Ирина поехала одна оплачивать услуги адвоката. Привезла какой-то квиток, чека не было. Я просто передоверилась этому человеку. Когда мы приехали к нему, он посоветовал на основании 51 статьи Конституции отказываться от показаний. Перед началом суда беру такси, приезжаю к Мамедову. Он мне сказал: «Идите, стойте около калитки, умоляйте Сиваковых о прощении и платите столько, сколько они запросят». Меня как кипятком окатило. Я сказала, что ничего не понимаю, ведь он говорил, что Ирина не виновата как водитель. «Я писала под диктовку все пункты, которые вы мне перечисляли, выходила на средства массовой информации, рассказывая о дорогах, знаках, о снятом покрытии, о движении всего транспорта, который перекрывает знак. Вы просили оказать тем самым помощь, а теперь бросаете?»

БАГ: Каким образом вы вышли на «Пробки»?

Добржанская: Через программу НТВ. Оценку дорожной ситуации давал Александр Шумский. Пригласили независимого эксперта Мамакова, я его один раз только видела − через месяц он скоропостижно скончался. Он говорил на суде, что правила требовали установки на том переходе четырех знаков.

БАГ: Как часто Ирина ездила этим путем?

Добржанская: Ее чаще подвозили знакомые, ездила на маршрутке. Здесь она проезжала как водитель, может быть, раза два.

БАГ: Почему у нее не было доверенности?

Добржанская: Доверенность, написанная от руки, у нее была. После трагедии она просто не могла ее найти в бардачке, куда ее положила. Такое было состояние. Такое горе, такое испытание! Даже не знаю, почему все это досталось моему ребенку. Я говорила ей как педагог, что в жизни нужно надеяться только на себя. И когда ей начали придумывать высокопоставленных любовников, меня это возмутило. Говорили, что банкирша переехала людей. Она же была на само низкой должности. После техникума бегала по всем банкам и искала работу. Она каждый год работала. Фотографии, которые вытащили из интернета, сделаны на море, когда она там работала – красила домики, клеила обои, мыла посуду, была официанткой. Она трудяга. В банк ее взяли стажером без оплаты. Все рухнуло очень быстро.

БАГ: Почему Сиваковы так и не услышали от Ирины слова искреннего раскаяния?

Добржанская: Уже на первом заседании суда она сразу попросила прощения у родителей Ани и у Игоря за случившуюся трагедию. Но Игорь был возмущен тем, что она не признает своей вины. После того заседания суда, на котором прокурор сказала, что Ирина «ехала на людей», дочь срывается и говорит, что поедет в больницу к Анне. Я успела только шлепанцы сбросить и взять такси. Она пришла наверх и ждала два часа Анну. Они говорили с Анной. Потом Ирина сообщила: «Мне показалось, что она все поняла. Но если мне вынесут наказание, я не буду прятаться от него. Я также попросила прощения у нее, что погибла ее крошка, разбившись о мою машину. Что Анна в таком состоянии. Но это машина, это механизм, не я била людей палкой».

БАГ: Анна рассказывала о приходе Ирины. Ее поразило то, что она начала рассказ с того, как ехала, почему не увидела знак. О вине не было сказано.

Добржанская: Ирина вышла вот с таким носом, у нее вот такие глаза были. Она долго ждала Анну, в общей сложности мы были в больнице около четырех часов, мы замерзли. Она вышла вся зареванная. Анна показала ей фотографии Сони.

БАГ: Анна сказала, что когда у Ирины будут дети, только тогда она поймет, кого потеряла семья. Расстались с условием никому не говорить о визите. И вдруг на следующий день приезжает телекомпания, и журналист передает то, о чем никто не слышал, кроме двоих.

Добржанская: Я спросила у Анны: может, она решила, что Ирина дала телефон журналистам? Но это не в интересах Ирины было. Я тоже ни с кем не разговаривала. Может, в больнице есть люди, которые на этом зарабатывают. Может, кто-то у двери стоял или рядом находился.

БАГ: Ваши новые адвокаты требовали оправдать Ирину. Вас не смутило это?

Добржанская: Адвокаты Рубцов и Александров, посовещавшись, решили, что могут требовать оправдания. Я сама была удивлена, такого не ожидала. Я сказала, что это нереально. Но они юристы, они проконсультировались. Они выносили два ходатайства. То, что нет дорожно-транспортной экспертизы, тоже считаю нарушение. В Брянске ее не проводят.

БАГ: Чем сейчас занимается ваша дочь?

Добржанская: Две недели она сдавала пропущенные сессии – те, которые ей не разрешили сдавать во время домашнего ареста. Делала курсовые, ночами какие-то вопросы оформляла. Она учится в университете кооперации заочно. Я каждый год уезжаю подрабатывать на базу посудомойкой, чтобы оплатить расходы.

БАГ: Назначенную судом сумму в полтора миллиона вы еще не начали выплачивать? Или рассчитываете на смягчение приговора?

Добржанская: Эта сумма огромнейшая для нашей семьи. Пенсия мужа − 17 тысяч и меньше двух тысяч «боевых». Мой заработок − около 7 тысяч. Чем смогла помочь, тем пока помогла. Суд должен был увидеть положительные характеристики моей дочери, смягчающие обстоятельства. Ира предлагала вывезти Анну на море за наш счет. Я не против пойти на диалог, набираю номер их телефона, но пока не получается. И тогда я решила выйти на Анну через вашу газету. Квартиру купить Анне я не в состоянии. Средствами помогу. Я предлагаю вместе поставить памятник Соне. Если она позвонит мне завтра и согласится на это предложение, то за мной дело не станет. От нашей семьи будет хоть такая помощь.

БАГ: Как друзья Ирины отреагировали на трагедию?

Добржанская: Все настоящие друзья и подруги поддержали ее. Они были у нас во время домашнего ареста. Многие поддерживали по интернету, звонили из разных стран. Однажды в почтовом ящике у нас оказался пакет с пожеланиями держаться. Многие говорят, что это испытание, которое нужно осилить. Сказать, что от нее кто-то отвернулся, не могу.

БАГ: «Пробки» защищают вас бесплатно?

Добржанская: Да, Шумский и Рубцов сказали, что работают бесплатно. Александрову мы заплатили 15 тысяч.

БАГ: Вы действительно хотели уехать из Брянска?

Добржанская: Мы коренные брянцы. Квартиру получали в Твери, меняли ее. Уезжать я никуда не собираюсь. Я перед народом ни в чем не виновата. ДТП происходит очень много, не каждый бежит из города. Когда мы после суда разговаривали с Ириной, она сказала, что если бы судья вынес два года или полтора, ей было бы проще отбыть этот срок в колонии: «Я иду под городу, меня узнают, подходят, поддерживают, говорят, что виноваты чиновники». У следователя я спрашивала, почему они не рассмотрели материалы прокуратуры, которая говорила, что дорога опасна. Мы подумывали о встречном иске, но он возможен только тогда, когда дело вернется, в суд первой инстанции. Дорожные службы спрятались от ответственности.

БАГ: Какую меру ответственности и для кого вы видите?

Добржанская: Прежде всего, скажу о другом. Хочу, чтобы у Анны вернулось здоровье. Анна говорила о бездушии Иры, но я не согласна. Я больше атеист, а Ира поехала в храм. Батюшка сказал, что с помощью иконки святой Анны Анна Сивакова пойдет на поправку. Я дала денег, Ирина поехала и купила иконку, батюшка занес ее в алтарь, потом вынес, положил своими руками в пакетик и сказал: «Передай ее тому, кому хотела передать». Анна была тогда в больнице. Ирина поехала к ней и сказала: «Икона в знак того, чтобы ты выздоровела». Я зла никому не желаю. Могу обижаться, растеряться, но согласиться, что моя дочь бездушная, не могу. Она бы не приехала и слова прощения не сказала бы, если бы была бездушна. Я сказала Анне, что могут перевести пока небольшую сумму − около 20 тысяч, и перевела эти деньги ей на счет.

БАГ: Мы знали об истории с иконой, но не сочли возможным писать об этом. Мы поняли, что Анна готова простить, что она видела, как Ирина мечется. Она подсказывала нужные слова Ирине, но Ирина не сказала об этом. Она говорила об аварии, о боли.

Добржанская: Если она пожелает еще раз встретиться с Ириной, то дочь пойдет на контакт сразу. Я поговорю с Ириной. Эта трагедия будет сглаживаться, но она останется у всех. Если Анна услышит нас, я подтолкну Ирину к тому, чтобы лишний раз сказать «прости». Ирина говорит: «Я так устала, что проще ехать в колонию и нести крест свой».

БАГ: Понимаете ли вы, что интервью может вызвать снова всколыхнуть страсти? Ждали покаяния не только Сиваковы, но и многие из тех, кто наблюдает за развитием трагедии. Может быть, люди, которые, как вы говорили, кинулись линчевать Ирину, тоже искали выход своим сомнениям? Они не верили в справедливое правосудие.

Добржанская: На митинг люди вышли с требованиями, чтобы убрали переход. Но потом присоединилась группа пожарного, стал нарастать ком, получилось то, что называется народным возмущением.

Не знаю, что будет на областном суде, но с четырьмя годами колонии я не согласна. Это очень, очень много! Горе проехалось и по нашей семье, и по семье Сиваковых. Ира, думаю, не может еще объяснить, что чувствует. Она сразу начинает плакать. Я за то чтобы найти взаимопонимание, помочь семье Сиваковых.

Послесловие

Мы не ставим точку. Слишком велико горе утрат, слишком еще накалены страсти. Наши читатели достаточно проницательны для того, чтобы дать свои оценки интервью Ольги Добржанской, а они, несомненно, будут. Наиболее тонкие и объективные суждения опубликуем в газете.

Интервью опубликовано в номере «Брянской автомобильной газеты», который вышел 26 июня

Фото «Брянской автомобильной газеты»

Еще по теме:

Ольга Добржанская – БАГ: «Я не согласна, что моя дочь бездушная…»

Анна Сивакова дала первое интервью после трагедии 7 октября

О чем жалуется в областной суд защитник Ирины Добржанской

Добржанская обжаловала приговор. Счет Сиваковых пуст

Ирина Добржанская: «Не виноватая я!»

Добржанскую приговорили к четырем годам колонии-поселения

Перед последним словом Ирина Добржанская хохотала в зале суда

Ангел. Тому, кто забыл о Сонечке Сиваковой…

Противостояние на судебном процессе Добржанской обостряется

Прокурор потребовал для Добржанской 4 года колонии-поселения

В суде по делу Добржанской начались прения сторон

Противостояние на судебном процессе Добржанской обостряется

У Добржанской 3 апреля завершается срок домашнего ареста

Ольга Добржанская обвинила «толпу»

Игорь Сиваков: «Девочка не хочет отвечать за свои проступки»

Ольгу Добржанскую снова удалили. Обвиняемая встретилась с Анной Сиваковой?

Заседание суда по делу Добржанской отменили

Следствие: экспертиза скорости Добржанской объективна

Суд над Добржанской отложен до 3 февраля

 

Игорь Сиваков: «На суде я видел глаза Добржанской…»

 

Добржанская: открытый закрытый суд

 

Игорь Сиваков: «Добржанская предлагала мне сделать суд закрытым…»

Процесс Добржанской: журналистов провели трижды. Видео

 

Похоже, Ирину Добржанскую оправдают…

 

Суд над Ириной Добржанской будет закрытым

 

Дело Ирины Добржанской будет рассматривать судья Василий Бочаров

 

Следствие: Добржанская ехала со скоростью не менее 72 километров в час

 

Сестра Сони Сиваковой родилась в день ее гибели

 

Суд над Ириной Добржанской начнется в январе

Трагедия с ложными последствиями

Другие новости