Сезон холодного прибоя

Украинско-крымская экспедиция 

День народного единства для многих стал потерянным днем. То есть временем оглупляющего соседства с телевизором, пития и внутрисемейных раздоров. Смысл праздника разбился о быт. Нет, сказали творческие силы «Брянских новостей», День единства мы должны встретить в краю, куда почти никто не ездит в ноябре. В краю, раздираемом национальными противоречиями, жители которого, следовательно, лучше нас должны понимать суть нашего праздника. Тем более что большинство населения там — русские. Так мы отправились в Крым, приглядываясь, естественно, к автомобильному миру Украины.

Добрый валютчик

В попытках предусмотреть все, мы, конечно, многое упустили. Отправились на летних шинах, а возвращаться пришлось той ночью, когда было девять градусов мороза. Не рассчитали огромную разницу в стоимости бензина, из-за чего едва не пришлось просить финансовой помощи у родной редакции. Наконец, не полюбопытствовали в Сети, кто из разбойничков сейчас шалит на просторах Украины. А делать это нужно всегда, ибо всегда на любых шоссе, шляхах и во всех странах найдутся те, кто постарается заработать на вас. Но скажем твердо: ничто не испортило нам впечатлений от чудесной поездки в изумительное время, когда Крым пустеет. Более того, именно эту осеннюю пору мы теперь и будем славить в разговорах со своими друзьями.

Сеть дала такой расчет: до Симферополя почти 1200 километров, средняя скорость – 50 километров. В сущности, мы и могли бы идти в русле этого графика для грузовиков, однако получилось быстрее – добрались за 16 часов, включая полтора часа, потерянные на пункте пропуска «Троебортное». Наши бойцы пропустили быстро, но перед украинским «Бачевском» образовалась небольшая очередь в десяток легковушек. Спросили, где лучше выписывать страховой полис гражданской ответственности – до кордона или после? Народ мыслил противоречиво. Одни говорили, что дороже возьмут соотечественники, другие – что бывшие соотечественники. Самым осведомленным оказался, естественно, валютчик – куда ж без них. Кстати, курс по которому он менял гривны на рубли, как мы убедились, был самым выгодным. В Брянске мы нашли украинскую валюту только в Сбербанке – гривну продавали за 4 рубля 12 копеек. В Симферополе требовали еще больше. А веселый валютчик просил ровно четыре рубля. Более того, благодаря его совету мы сберегли более 400 рублей на страховке.

За переходом подойдите к любой будке – там они одна на одной. Будут требовать двести с лишним гривен за страховку, но вы не соглашайтесь. Скажите, что ездите часто и всегда платили 80. Самое большее, на что соглашайтесь, − 110 гривен.

Как в воду смотрел. Пожилая страховщица, к которой едва ли не силой препроводил нас ее компаньон полубандитского вида, стала плакаться:

«У нас недавно правительство тарифы подняло, теперь у всех одна ставка – 210 гривен… Сколько, говорите, платили? Ну ладно, давайте 110 гривен».

То есть 450 рублей.

А москвич, который стоял с нами в очереди, заплатил на российской территории вдвое больше. Большую просветительскую пользу приносят иные валютчики! В отличие от таможенников и пограничников. Чтобы не обидеть своих, скажем, что речь идет об украинских. Они собрали документы раз, потом собрали еще раз, потом где-то бродили или сидели, и лишь через час с лишним нам вернули паспорта, талоны и заполненные наспех по подсказке все того же валютчика миграционные карты. В Крыму мы исписали их телефонами новых знакомых и едва не лишись контактов, потому что на границе перед Белгородом пограничник отобрал эти бумаги. Правда, глянув на них, сам же и предложил переписать телефоны. Переписывать уже было некогда, потому что сзади подпирала очередь, и мы их просто сфотографировали.

Автобан, который обещали

«Бачевск» остался за спиной, мы двинули по трассе «Украина» в сторону Киева, чтобы в Глухове свернуть на юго-восток, к Харькову. Вот он, несостоявшийся автобан, который нам несколько лет назад обещали министр транспорта России Игорь Левитин и его украинский коллега. Это шоссе должно было стать дорогой первой категории еще год назад – по соглашению, подписанному министрами. Первая категория – это минимум четыре полосы и разделительные ограждения, развязки. Однако конь не пожелал тут валяться. Вообще, Левитин не любит, когда ему напоминают о соглашении, хотя «политкорректно» благодарит журналистов «за цэ пытання». Но украинцы все же пошли дальше нас. Они сняли старый бетон «киевки» и укатали трассу хорошим асфальтом. Ехать по этой дороге после бетонной тряски по нашему участку хрущевского детища было приятно. Правда, радовались мы недолго. За Глуховом начались областные дороги Сумской области. Плохонькие дороги. Да и откуда взяться хорошим, если на всем лежала печать бедности или усиливающегося упадка. Возле домов – дровишки, некоторые дома и хатки уже заброшены, а навстречу не спеша «култыхали» старенькие Жигули и Москвичи. Брянск с его обилием иномарок показался бы сумчанам зажиточным городом.

Но одно богатство украинцы не утратили. Даже в небольших городках мы видели прекрасные православные храмы. Из-за которых, собственно, и произошло первое общение с местными даишниками (державными автоинспекторами). Сняв две церкви в Тростянце, мы и дальше глазели по сторонам, не обращая внимания на спидометр. Скорость была не велика – чуть за семьдесят, но за вздыбившимся мостом как раз и притаились даишники, вооруженные видеорадарами. Оказывается, здесь следовало ехать помедленнее – мы прозевали знак, который ограничивал скорость 40 километрами в час, за «швидкость» едва не поплатились. Украинские ПДД позволяют прибавлять к ограничению еще двадцать, а не десять, как у нас, но тем не менее нам пришлось приложить красноречие, чтобы убедить инспекторов в бессмысленности наказания русских журналистов, очарованных красотами местных храмов. Отпустили. И мы еще долго петляли по сумским просторам, которые наконец сменились харьковскими, на чьих дорогах – в том числе со странным зеленым асфальтом — уже попались первые продавцы грецких орехов. Купили — недурные.

Смена времен

Нам бы играл на руку перевод часов, если бы так же легко переводилось и солнце. Но когда украинские стрелки показывали только два часа дня, российские – уже четыре. Стало быть, до сумерек оставалась пара часов. А после Харькова – прекрасная четырехполоска, по которой мы не могли не «притопить», грешны. Пристроились за украинцем, который на своем Икс Трейле шел несколько больше 150, и так за остаток света одолели весь автобан. Увы, хорошее кончилось, и дальше пришлось ехать по избитой двухполоске, с тоской глядя на две соседние полосы, почему-то закрытые для движения. Единственным веселым впечатлением стал придорожный шит с приободряющим призывом: «Водитель, держись! Через 20 километров – туалет, кафе, заправочный комплекс!»

Если бы мы перебрались на Украину через Белгород, то изрядно сэкономили б на бензине, потому что весь запас истратили уже к Запорожью. Двигатель на нашем автомобиле не то чтобы нежный, но на дурное топливо он не рассчитан, потому мы решили перестраховаться. В Сумской области нам вообще не попалось ни одной АЗС под знакомыми флагами, позже начали встречаться заправочные станции WOG, пользующиеся здесь хорошей репутацией, но мы все же решили остановиться возле шелловской станции. Флегматичная заправщица уже вставила пистолет, когда мы спросили, нет ли впереди лукойловской АЗС. Наша кормилица туманно повела очами и распевно стала как бы гадать:

− Может, есть, но надо сворачивать в сторону.

В сторону мы сворачивать уже не могли и потому отправились к кассиру. Спросили, какого класса топливо, нам начали мудрено объяснять, что один «девяносто пятый» простой, а вот другой, который обещает неслыханную «power», используется даже в «Формуле 1». Уж не знаем, заметила ли воспевательница «мощного» бензина наши улыбки, но, кажется, ей было приятно, что заставила нас заплатить за литр не по 10-50, а по 12 гривен. То есть 48 рубликов! А мы-то, наивные, после поездки в Белоруссию, где бензин не так дорог, упустили, что на Украине уже почти европейские цены.

− Трудно вашим водителям живется, – сказали мы дивчине.

− А нам еще труднее: мы ножками ходим.

«Power» осталась после заправки той же, что и на российских харчах. А уже через пару километров, прямо на Симферопольском шоссе, мы увидели знакомую раскраску лукойловской заправки, потом еще одну, еще… И добираться до них надо не большаками, как пугала бизнес-шелловская дивчина, но у нас все равно осталось приятное чувство: если вас обманывают простодушно и весело, то считайте, что побывали на юмористическом представлении. Полный вперед!

«Шо робить будем?»

Украинское солнце зашло будто раньше положенного – в тот день была густая хмарь. В этой преждевременной темени мы приблизились к перекрестку, откуда начинается дорога на Геническ. Впереди уже дышал Сиваш. Огни, фонари, фары, туман, ослепляющая разметка – и взмах жезла, с которым наперерез двинулся очередной даишник. Все та же скорость — чуть за семьдесят, но пятидесятикилометровое ограничение мы не рассмотрели среди суматошных «гирлянд» придорожного рынка. Вид у даишника был такой, как будто его три дня не кормили.

− Если б вы ехали со скоростью 70 километров, тогда бы я вас не остановил, но у вас 74. Шо будем робить?

− А шо? – отвечаем в тон, осваивая украинский.

− За это нарушение полагается 255 – 340 гривен штрафа. Шо будем робить?

− Ну, шо-шо…

− В России, я слыхал, за такое нарушение штраф маленький. Рублей триста?.. Ну, шо будем робить?

Он был такой юный и такой голодный, шо мы решили зробить ему подарок − не взятку! Полсотни гривен, протянутые даишнику, привели его в грустное изумление, и он пожелал нам счастливого пути, попросив соблюдать правила.

Миражи туманного Сиваша

«Затока Сиваш» встретила нас смачным туманом. Ночь и туман – то, что нужно для щекотания нервов. Если, конечно, вы любитель такой щекотки. Нас же не слишком обрадовала одно приключение. Прямая дорога – это не только удобство, но и опасность. Главная опасность, конечно, заключается в самим водителях. Ровненькое шоссе убаюкивает: никаких неожиданностей не предвидится. Вы верите в это шептание собственного разума и идете на обгон. Во тьме и крымском тумане, против которого даже ксенон бессилен. И только когда перед самым носом возникает явление громадной фуры, вы понимаете, что где-то ошиблись. Откуда она взялась?! Нет, это вопрос будет задаваться друг другу позже, а доли секунды остались лишь для того, чтобы набрать с помощью взнузданных лошадей недостающие метры и молниеносным маневром уйти вправо, в спасительную гавань… Успели? Успели?

«Откуда она взялась?» Действительно, откуда взялась эта Скания, если дорога ровная, а впереди не было никакого признака светящегося тумана? Гнилой Сиваш мутит голову, или усталость сказывается? Позади ведь уже тысяча верст. Нет, все проще. Надо помнить, что земля не только круглая – она порой выгибается кошкой. Вот из этой ложбинки и вынырнула Скания, которая шла на нас тараном. Или мы на нее. Помните: в Крыму прямых и ровных дорог нет, особенно в тумане. В этом мы позже еще много раз убедились, когда спускались с Ай-Петри, а на навстречу нам вылетали из-за 360-градусного поворота обкуренные крымским туманом местные таксисты на своих «копейках» и Нивах.

На границе в миграционной карте по совету доброжелательного валютчика мы написали, что остановимся в гостинице «Украина». Но дешев на крымской земле только лук (купили мешок по шесть рублей за килограмм) да грецкие орехи (у живущего в предгорье татарина – по 60 рублей за килограмма, на рыбном рынке за Чонгаром – по 40), а вот если бы потратились на гостиницу, то на бензин для возвращения домой денег уже не хватило бы. Но Крым – русская земля. Тут у каждого второго брянца есть родственники, в чем мы убедились не раз. Потому нас радостно приняли в родственной семье. Вообще осенние посланники из России, да еще из Брянска, греют души наших людей, когда-то занесенных сюда. Это они строили здесь заводы и потом работали на них, приводили в порядок после войны курорты, возделывали каменистую солоноватую землю, поливая ее и своим потом. Они приняли и двойной удар националистов уже в послеперестроечные времена.

Наш дядя Николай проработал на одном из заводов Симферополя полвека, но здесь же трудились его братья, жена и сын. Подсчитали, что все вместе отдали местной промышленности 200 лет. Что получил дядя Коля? Пенсию в 1600 гривен – 6400 рублей. Его жене насчитали вдвое меньше. Но как истинно русские люди они не унывают и не сетуют на судьбу: «Нам хватает, еще и детям помогаем».

Наутро наш добрый дядя Коля решил побыть временным штурманом. Здоровье не позволяет ему долгие путешествия, но вывести на Севастопольское шоссе он подрядился с охотой. В центре Симферополя дороги оказались жутко разбитыми. Кольцо около «колхозного рынка», как его называют по старинке, было не кольцом, а сумасшествием. Понять, откуда и куда двигаются машины, невозможно – оставалось только влиться в поток и черепашьим шагом продвигаться куда-то вперед. Но вот оно, Севастопольское шоссе, гладкое и не так уж загруженное. Благодарим дядю Колю, и он высаживается около Западной автостанции, чтобы вернуться домой на троллейбусе. А среди них встречаются еще те, молотовских времен, с крошечными окошками, но норовистые.

Брянское? Это в Крыму

На выезде из города встречаем группу спортсменов-велосипедистов. Им тут для тренировок такая благодать, что педали, должны быть сами крутятся. Сухо, солнечно. Крымский ноябрь – это брянский сентябрь. Сердца взыграли как от южного вина. Но распивать некогда, мы едем в сторону села Брянского – это по шоссе, которое ведет к прибрежному Песчаному. Горы справа, Альминская долина слева. Извилистая дорожка, кое-где уже очень потрепанная. Крым стал значительно беднее с тех пор, как Украина обрела незалежность. Многие сады вырублены или просто заброшены. Притормаживаем за селом Дорожным, чтобы взобраться на гору и сделать несколько снимков. Когда возвращаемся, видим, что по обочине идет старичок с небольшой кувалдой на плече.

− Далеко ли село Брянское?

− Брянское? − переспрашивает. – Нет, уже рядом. У нас есть и Верхнее Брянское, там моя дочь живет.

− А вы сами не брянский?

− Брянский. Из Почепского района…

Леонид Устинович Моисеенко переезжал с родителями в Крым, когда еще не закончилась война. Вспоминает, что их эшелон все время бомбили.

− Мы могли все с собой вывезти по железной дороге, даже скот. Ну а когда сюда приехали и мать глянула на эти горы, то сказала: «Что-то мне тут не нравится…»

Но они остались, как и сотни других брянских людей, бежавших от колхозного гнета. Сейчас Леониду Устиновичу 81 год. Он много лет заколачивал той самой кувалдой столбики, к которым подвязывали проволоку для винограда, трудился на полях, растил дочерей. Сухонький и какой-то безрадостный. Одна дочь живет рядом с ним, торгует тем, что вырастила, на обочине дороги. Другая – в соседнем селе, в том самом, которое основали наши земляки. Мы прощаемся с Леонидом Устиновичем и едем туда. Обычное село, где живут уже не только брянские люди, но и украинцы, татары. Женщины все так же гнут спину над каменистой почвой, выращивая редиску и помидоры. Нашли ли они то счастье которое искали под южным солнцем? Тоскуют ли по Родине? Нет, счастья не нашли, жизнь как жизнь. Тоска? Давно это было. Иные уже не помнят, какой в России климат, спрашивали: «А что в России растет? Груши растут?»

До свидания, крымское Брянское! Твое вино – с томящей горечью. Оно будет напоминать, что земли у нас разные, а вот солнце – одно.

Море в ноябре

За пять километров до Черного моря мы остановимся. На горе за Альминской долиной – памятник воинам русской-турецкой воны 1854-1855 годов. В сражении на Альме 57 000 англичан и французов противостояли 35 000 русских. Наши бились мужественно, но были вынуждены отступить. Памятник тщится рассказать о забытом уже подвиге. Потом были другие подвиги и имена. В Вилинской школе мы обнаружили табличку на колонне: «Здесь письмо пионерам и комсомольцам 2017 года. Замуровано 1969 г. Вскрыть 7 ноября 1917 года». В советские времена какие только послания ни замуровывали! Вот только кто будет читать его через шесть лет? Если и будут тогда комсомольцы с пионерами, то все равно не поймут они, что значить быть «продолжателями дела Ленина».

В Вилине нынче царствует рынок. Тут, кстати, мы и купили мешок лука. Сначала подошли к торговцу , который стоял за прилавком, потом к другому татарину – тот привез лук на своем грузовичке. Возле него раскачивался еще один татарин и что-то настойчиво ему повторял. Потом быстро сел в Мазду и раздраженно газанул. Продавец пожаловался нам:

− Вот, требует, что бы я оптом ему сдал лук по гривне. Сказал, что все равно меня отсюда выдавят.

Война кончилась или притихла, татары начали делить рынки и ссориться друг с другом − таков закон мирной жизни. Вообще, мы много потом слышали рассказов о том, как враждуют между собой потомки народа, изгнанного с крымской земли Сталиным. Бахчисарайские татары презирают евпаторийских, а те, в сою очередь, хулят их, и так далее. А нам все-таки хотелось мира под южным, хотя и осенним солнцем, и мы отправились на берег моря.

Ноябрь, морская излучина. Наверное, то самое лукоморье. Но ни одного дуба, только кустарник да дальние заросли, похожие на наши ивы. Да и ни одной души на всей песчаной полосе от обрыва, откуда смотрят со своей вышки орлы-пограничники, до едва различимой береговой линии, уходящей к Евпатории. Летние лагеря, гостиницы, торговые строения и кафе – все оставлено в странной спешке, не было даже ни одного сторожа. Впрочем, на расстоянии нескольких пирсов признаки жизни все-таки были. Дремотный и мрачный работник кафе возился у входа, а чуть дальше сидели еще несколько человек. Но удивление ждало нас на пирсе. Глянули с него вниз – там забытое какими-то купальщиками веселое покрывало. Глянули с него вниз – там забытое какими-то купальщиками веселое покрывало. Нагнулись еще – и встрепенулись: будто краб в расщелине камня, там сидела дама, пытавшаяся загорать. Мы – в куртках, а она – в купальнике.

− Простите, вам не холодно?

− Нет, от камней тепло.

Дама не испугалась внезапных пришельцев, мы – тем более. Уже через пару минут Катя выболтала нам все свои секреты. Оказывается, она приехала из Литвы. Какими-то манипуляциями доказала свои украинские корни, и это позволило ей купить в селе Кочергине – в десяти километрах от побережья – целых три участка земли под строительство, за что отдала лишь 15 тысяч долларов. Тут же стала предлагать нам один участок:

− Мы вот с мужем решили здесь осесть. Знаете, с возрастом так хочется тепла.

− А вы купались?

− Да, поплавала. Нет, не замерзла.

Опустив руки в Черное море, мы переглянулись.

− Жаль, что полотенце не взяли, а то можно было бы окунуться.

− Ну да, все дело только в полотенце.

Мы засмеялись, понимая, что по части моржевания безнадежно проиграли бы Кате.

Попросив ее электронный адрес на случай покупки земельного участка в Крыму для пансионата БАГ, мы оставили эту одинокую литовскую чайку, попросившую нас не загораживать скудное уже солнце. Вот ведь человек: во всякой расщелине найдет свою радость.

Поблуждав по окрестностям, мы выехали обратно уже затемно. Возвращались по шоссе Симферополь − Николаевка. Через несколько верст совершенно пустынной дороги, прикрытой звездной ночью, возникло ощущение, что едем мы не по Крыму, не рядом с Черным морем, а по какой-то другой планете, загадочной и немного тревожной. Откуда было это беспокойство − может, из-за ощущения удаленности от Родины − так и не поняли. Но тиха и жива была крымская ночь.

«Из России? Из Брянска? Мы всегда душой с вами!»

Симферополь. Воскресенье. Выходим на Киевскую  и не понимаем, куда попали. Вместо многополосного  потока автомобилей – торговые ряды. Оказывается, на время ярмарок дорогу в Симферополе запросто могут превратить в рынок. Народ доволен, автомобильный народ щемится по переулкам, но относится к  полудикой торговле терпимо. Буйство товарообмена перемежается политикой. Около палатки местные коммунисты раздают свои газеты, бросаясь к  русским посланникам  чуть ли не с объятиями. Еще  более восторженно взмахивает руками бодрый пенсионер Владимир Николаевич:

− Из России? Из Брянска? Мы всегда душой с вами, мы очень чувствуем вашу поддержку! Смотрим  российское телевидение. Жалко, что вы  газет не привезли. Нас  голыми руками не  возьмешь. Я тут  как-то сцепился с украинским националистом. Он поддел меня: «Жалко у тебя зубов нет, а то бы я выбил». А я ему: «Я сейчас тебе выбью». Хорошо, что в Крыму до сих пор только русский язык в ходу. Мы будем умирать тут, но будем умирать русскими! Помните об этом!

Поклон вам, Владимир Николаевич, носитель и хранитель родного языка и родной культуры! И – до свидания. Мы берем курс на Бахчисарай и далее – в горы, будем штурмовать Ай-Петри, высота которой  кажется нам смешной – 1233 метра. Но смеяться над нами будут горы, это их  туманный серпантин измотает нас так, как не измотали 1200 верст от родного Брянска.

Впрочем, Бахчисарай обходим стороной, чтобы попасть сразу на Танковое. Пустынно, тихо, понемногу начинаем подниматься. В селе Нижняя Голубинка возле развалюхи,  приукрашенной лишь косами винограда, сидит пожилой татарин, продающий орехи, яблоки, айву и даже дубовые веники.  Сидамет поселился здесь двадцать лет назад в пору возвращения татар после сталинского изгнания.  Раньше  жил в Ташкенте, русский язык для него такой же родной, как и татарский. Его пропитание растет на огороде. Перед его домом – долина, но сады заброшены. Совхоз  раньше  выращивал эфирномасличные культуры.

− Никто там уже не работает, − сокрушается Сидамет. – Все вырублено, хозяйство погибло. Плодовые деревья рубят на отопление.

Мы спросили, как он относится к войне за рынки среди самих татар. Сидамет особо не сокрушался, но мрачновато сказал:

− Плохо это.

С высокой обочины на нас, будто из мезозоя, двинулись огромные ящеры. Сначала и сообразить не успели, как  тут оказались эти чуды-юды, потому   развернулись, чтобы рассмотреть  многометровые изваяния. Творения оказались весьма искусными, и  то, что они привлекают проезжающих туристов,  лучше других знает их автор Александр Анатольевич. Едва мы вынули фотокамеру, как  из  той же мезозойской неизвестности вынырнул бородатый туземец и предупредил:

− Десять гривен.

Но для журналистов, хотя и неохотно, сделал исключение.

Александр Анатольевич живет со своими ящерами и соблазняет досужую публику. Если вам не жалко пяти – шести часов и  кроссовок, то он может отвести вас вон на ту гору к остаткам древнего строения. Можно взглянуть  на мрачные  гроты, где некогда жили кроманьонцы, которые   уже освоили рыболовство. Недаром в гротах находили  костные остатки лосося, вырезуба и других рыб.  Другие гроты, где нашли следы  стоянки древнего человека, относя к «детскому» времени − мезолиту.

− Экскурсия недорогая, пятьсот девяносто гривен  на троих,  но вы сейчас не готовы, − он сурово посмотрел на нашу гражданскую обувь.

Мы  же взглянули на гору за долиной, куда предстояло подняться, и как-то  сразу заскучали. Нет уж,  спасибо, в другой раз. Александр Анатольевич иного от пришельцев и  не ожидал, сурово удалившись в свою мезозойскую раковину, только мы его и видели.

Чуден был набирающийся желтизны лес в горах. Пологий подъем,  ленивый серпантин. Нельзя не остановиться, чтобы не сделать снимки. А воздух! Осенний крымский горный воздух! Знали б мы, что  нас ждет еще и непроглядный туман этого воздуха! Серпантин становился все изощреннее, повороты – острее.  Внизу – обрыв, смягченный подпирающим вас  буковым лесом. Без него и без  ограждения со стороны склона было бы не слишком уютно. Впрочем, уют стал пропадать сам по себе, как только дорога еще  сильнее сузилась. Серпантины сложились в ленту, которая надламывалась уже не просто под острым углом, а с бритвенной остротой. Одно слово – «тещин язык».

Скоро упражнение «подъем-переворот» перестало нас умилять.  Похоже, не слишком оно нравилось двигателю нашего автомобиля. Температура масла – этот параметр выводится  компьютером на экран – стала подниматься, хотя за бортом было лишь десять градусов тепла. Когда доползла до 107 градусов, мы решили остановиться, чтобы дать передых стальному  сердцу и  еще раз надышаться  воздухом  подкрадывающейся мандариновой осени.

Впрочем, одолевали нас и самые прозаические вопросы. Кто строил эту дорогу? Как ее ремонтировать в этих изломах ущелья? Плохо представлялось, что по узкому мечущемуся серпантину поднимаются КамАЗы с асфальтом, а наверху их ждет каток. Нет, первопроходцы были настоящими героями.  Кто же они? Разумеется, солдаты царя-батюшки, наследники суворовских орлов, которым и Альпы были по колено.

Участок от Соколиного (татарского  Коккозки) до Ялты строили с 1865 по 1894 годы  военные саперы,  батальоном которых командовал инженер-полковник Шишко. Его имя и дали  скале со  смотровой площадкой. Разве не подвиг – прорубать дорогу в горном склоне, который падает на  60-80 градусов? Но это  узнали уже дома, а поначалу нам казалось, что и мы вершим подвиг подъема. Герои! Испытание не в том, чтобы   мгновенно бросать автомобиль в противоположное направление на подъеме или спуске – вовсе нет! И не обрывы страшат – другое. Летящие навстречу «копейки» крымских джигитов-таксистов и  вольных  местных людей, которые уже изучили повадки дороги. Поскольку запаса пространства не было, то  приходилось все время держать в уме,  сколько сантиметров до  левого  джигитского борта останется, если отдалить автомобиль  на пол-лаптя от обрыва. Они ведь на то и джигиты, чтобы  выскакивать из-за поворота,  как черт из табакерки.  От предельного сближения разве что электрическая дуга не пробивала между бортами наших коней. Откуда-то и невесть куда однажды проскочила даже пожарная машина – может, облака приняли за дым?

О надвигающемся тумане нас предупредил пожилой украинец,  уже спускавшийся   с яллы Ай-Петри. Остановились на небольшой площадке перед очередным «тещиным языком».

− Как собираетесь  возвращаться? Если на Ялту, то не советую. Там туманище такой, что руки вытянутой не видать. А дорога еще уже.

Скалолазы из нас никакие, поэтому  радость свидания с вершиной горы несколько приугасла. Но решили все же подниматься, а там будь что будет. Тем более что карабкались на гору и вереницы мужественных людей с такими рюкзаками за спиной, что их можно было принять за носилки. Менее 1400 метров горной высоты, помноженные на серпантин, превращались во все шестнадцать или даже двадцать,  но туристы, понурые, как верблюды, не сдавались. Нам даже стыдновато стало от того, что   свое восхождение совершаем на колесах.

Но  вот и размотался весь серпантин – мы выбрались на плато, дорога почти выпрямилась. Вдалеке с горного гребня осыпались путешественники, которых увлекли крымские туристические маршруты, а справа обнажились  огромные шары Крымской обсерватории,  к которой вела каменистая дорога. Увы,    эти купола были уже подкрашены серебром тумана. Вернее – облаков. А это значит, что смотровая площадка Ай-Петри  ослепла. Вообще, за удачу можно считать ясное небо над склоном гор, обращенном к морю, чаще  всего он придушен холодными облаками. Настолько холодными и влажными, что мы ощутили эту росу на лице.

− Смотри-ка!

Как воинство, одетое в туман, на нас надвигалась волна облаков со стороны Ялты. Их шествие  было столь зримым, что становилось не по себе. От поворота  до смотровой площадки Ай-Петри оставалось еще пара километров, но  на развилке растерянно остановились и другие автомобилисты. Один из возвратившихся  с вершины махнул рукой:

− Вам нет смысла туда ехать – сплошное молоко.

Наверное, с версту мы еще проехали по плоскогорью,  потом вышли, потоптали камни ногами, поснимали облачные миражи и повернули обратно: пусть смотровая площадка Ай-Петри  останется для будущих восхождений.  Решили  спускаться все же в сторону Ялты.  Серпантин Бахчисарайской дороги наброшен на горы таким образом, что  его длина по обоим склонам почти одинакова. Мы понимали, что туман  на протяжении  даже десяти километров  удовольствия не доставит, но уж больно не хотелось возвращаться уже испытанной дорогой. Впрочем, перед самым спуском висел знак, запрещающий движение. Мы повернули обратно – к  кафешкам,  которые ждут на самой вершине усталых путников и засидевшихся водителей. Нас успокоили:

− Не обращайте внимания на знаки – у нас страна такая.

Псы, которым перепадает от татарских яств, вежливо расступились, и мы нырнули в туманное море. Туман оказался не так страшен, а  змея дороги  не такая уж субтильная,  как пугал нас еще на подъеме киевский водитель. Скоро мы поняли, почему  облака не сказались еще большим напряжением: к неизвестности обратных поворотов  они уже ничего не могли добавить – мы и без того ехали вслепую. После очередной джигитской притирки, когда стало ясно, что  у местных водителей жестянок вдоволь и они их  не жалеют, мы стали  перед слепыми поворотами, укутанными  еще и облаками,  подавать звуковые сигналы, напоминая джигитам о том, что сквозь горы они еще не научились видеть. Несколько раз  такой рецепт здорово выручил – рекомендуем.

Ялта встретила нас, измученных, уже в темноте. Шестнадцать  или двадцать верст за пятьдесят минут – это позорный антирекорд, но победителей не судят, успокаивали мы друг друга, разглядывая мозоли на руках.

Мы еще вернемся

Домой. В Брянск. Пока не выветрился из салона крымский воздух. Впрочем,  мы его  все же несколько окрасили в рыбный цвет на Чонгарском рынке. «Нагляд за дорожнiм рухом  здiйснюэ Джанскойський  взвод ДПС» − предупреждал придорожный щит. Но здийснюющие  даишиники, верно,  еще спали в воскресенье, когда мы  неслись… неспешно передвигались в  пространстве степного Крыма. Туман ждал своего часа, а  утром была морозная прозрачность, которая позволяла  рассмотреть на водах пролива даже пернатую живность.  Рыбы тут хватает и птицам, и люду, особенно рыночному. Чонгарский рынок  − самый крупный на шоссе. Еще в Крыму мы спрашивали у знакомых, можно ли покупать  на нем вывешенные деликатесы. Тот же вопрос задали и первому  продавцу. Сергей Дячук, на визитке которого красуется голова диковинной рыбины, ответил по-моряцки сурово:

− Как вы думаете, я бы стоял здесь, если бы люди травились моей рыбой? У нас все по ГОСТу.

Кефаль и  другие морские  обитатели были представлены  с лучшей стороны. Одна посуше, другая пожирнее, а вот эта − к пиву, непременно к пиву.

− Вот вы думаете, почему мы здесь стоим, прямо на дороге? Да потому что никто из вас в поселок заворачивать не будет, вам надо все на блюдце преподнести. А нам надо продать. Куда вы? – обиженно спросил  суровый моряк, когда мы все же решили пройтись по рядам.

− Мы еще вернемся.

− Все  вы так говорите.

− А мы вернемся, мы же брянские.

Женщины, торговавшие по соседству, пожаловались на судьбину. Работы другой в  поселке нет:

− Нам здесь теперь до пенсии стоять, − сказали молодухи.

Хранят они свои морские сокровища в контейнере-морозильнике через дорогу. В рыбе толк знают не меньше моряков.

− Вот эту рыбку в морозильник положите, и она у вас до самого Нового года может лежать. А потом выньте, салфеткой промокните – будет как только что  выловленная, − сватали они желтобокую добычу. – А икры не желаете? Ой, у нас такая хорошая икра.

В это время Сергей Дячук стал уже очень сильно нервничать, и мы вернулись  к нему, как и обещали. Пока один  из нас выбирал деликатесы и расплачивался, другому пришлось отвечать на вопросы стихийно собравшихся возле нашего автомобиля  мужиков.  Им что-то приглянулось в нем, пришлось отвечать на вопросы,  слушать их рассказы. Естественно, они  засыпали своими советами и по поводу бензина. Кто-то предпочитает именитые марки, ну а большинство все же выбирает то, что подешевле.  По  рыбной части чонгарские мужики, конечно, доки,  а вот в нефтепродуктах полагаются на житейский опыт и на легенды – как и у нас. Одна из легенд гласит, что очень хорош бензин на заправках «Параллель», которые принадлежат якобы украинскому олигарху Ахметову.

Мы тепло попрощались с чонгарскими искателями морских удач  и фанатичными автомобилистами и отправились на знакомство с ахметовскими станциями. А вот и она, с  веселой зелененькой  крышей. Охранник подошел сам и сам же начал нахваливать бензин:

− К нам, как прознали, стали все маршрутчики ездить. Знаете, откуда  бензин  возят? Из Прибалтики, из Румынии и из Турции.

− Неужели из Турции? –  не удивиться мы не могли, так  как в Турции цена литра бензина зашкаливает за 70 рублей, а здесь он продавался по 45 − 46. Но мы не стали огорчать охранника, он ведь так хотел верить, что  тоже встроился в  олигархическую систему.

Забавнее было слышать, как на одном из придорожных рынков дородная торговка нахваливала свой чеснок:

– Мой мужик кажет, шо  и горилки  не надо, такой чеснок лихой.

На дорогах Украины продают все, даже движущиеся автомобили. В одном Мелитополе мы насчитали с десяток машин, взывавших с задних стекол объявлениями о продаже. В отличие от Брянска лишь на одном объявлении значился телефон. Во всех остальных случаях, очевидно, нужно было подмигивать водителю, чтобы он останавливался для торга. Личный контакт – только так можно заговорить покупателя, рассказывая ему о взаимозаменяемости водки и горилки.

Автобан между Днепропетровском и Харьковом, который  несколькими днями ранее, проскочили за час, увязавшись за лихачом на Икс Трейле,   на этот раз оказался более длинным. И не потому что  выше 130 километров в час не поднимали стрелку спидометра, осторожничая на летних шинах при почти  нулевой температуре. Нет, потеряли время  из-за одного не очень приятного происшествия и выяснения его причин.

Пустынно,  редко попадется встречная машина, а впереди даже и обгонять некого. Вдруг понимаем, что надрывный шум,  характерный для обгоняющих автомобилей, застыл на одной ноте. Поворачиваем головы налево и видим людей в форме.  Они тоже  мутно смотрят на нас, и потом, будто перископ, за стеклом их слабенького Опеля начинает подниматься  полосатый жезл. Человек в форме как-то неуверенно опускает его, приглашая нас остановиться. Мы останавливаемся, Опель прижимается слева, оставаясь на полосе. Не представившись, человек в форме начинает нас укорять за скорость, требуя документы. Еще не спросив, что же зафиксировали его радары, и не поинтересовавшись его должностью, мы передаем водительское удостоверение. Опель наконец отъезжает назад, становится метрах в двадцати от нас,  страж дорог просит водителя пройти к ним.  Предложение ожидаемое:

− Ваше нарушение стоит две с половиной тысячи гривен.  На суд вам придется ехать в Днепропетровск. Если не оплатите штраф, вас не пустят на территорию Украины в следующий раз. Какой вариант предлагаете? Значит, так десять тысяч рублей – и вы свободны.

Тут первые подозрения и прояснились. А что это у них за форма? У даишников − синяя, а у этих почему-то − серая. Нагрудный знак похож на спортивный значок, хотя на нем  тоже изображен украинский трезубец. Да и сам   жезл  больше  напоминает полосатую свечку, чем  основной инструмент милиции. Братцы, а вы не самозванцы?

Торга не было, они сами снижали цену:   пять тысяч, три, две с половиной. Думаем, на нашем месте любой из российских водителей уже согласился бы, нас же опять  выручили журналистские удостоверения. Вернее, не выручили, а отпугнули вымогателей,   которым мы предложили вместе с нами позвонить  по  телефону в посольство России.

Все разъяснилось через  десяток километров. Закончилась Днепропетровская область,  впереди обозначился пост харьковских даишников. Возле них мы и остановились, попросив объяснить, с кем только что имели дело. Рыжий инспектор хитро улыбнулся:

− Это их казачки балуются.

− Разве они имеют право  останавливать водителей?

− Нет, не имеют. Они заезжали и в нашу область, но мы их  отсюда выгнали, теперь они только у себя пасутся. Если видят, что водитель один или два человека в салоне, да еще российская машина, то остановят. Они пасут  проезжающих на двух машинах в нескольких километрах друг от друга. Одни сообщают номер  проехавшей машины  и марку, а другие уже готовы встретить. А если видят, что в салоне компания здоровых мужиков, то не лезут. Надо просто требовать удостоверение. И звонить в   милицию.

Ну, о том, что опростоволосились,  согласившись сразу отдать самозванцам водительское удостоверение, мы и сами догадались. Но нас изумило другое:   харьковская милиция прекрасно знает о днепропетровских разбойниках, однако  отгородилась от них административной границей и даже не пытается бороться  с ними. Или у них два разных МВД?

Была еще одна неприятная встреча, и тоже с людьми в форме. На этот раз − в настоящей.  Мы возвращались через Белгород. Надеялись, что в холодный сезон очередей на границе не будет, но оказалось, что  белгородцы и куряне любят по выходным ездить в гости к харьковчанам. Когда увидели уходящую во тьме на несколько верст вперед светящуюся гирлянду,  сразу скисли.

− На пару часов?

− Как бы ночевать не пришлось…

«Подорожний, зупинись», − вспомнился призыв на одном из украинских привалов остановиться, «запнуться» (славянские народы всегда найдут общие корни). Этого «зупинись» мы нахлебались. Кто-то лез без очереди,  проскальзывали  какие-то автобусы – очевидно, служебные, но слишком уж много было этих служак.  Мороз крепчал, как и маразм приграничья. Когда через  два с половиной часа мы все-таки подобрались к заветным будкам, то не могли не задать пограничникам, вопрос:

− Ребята, когда уже перестанете мучить людей. Когда границу отменят?

− Изможденный слуга державы,  сверяя  полуослепшими глазами  паспорт с личностями и компьютерными данными, почти сочувственно ответил:

− Это к Медведеву и Януковичу. Они  уже несколько раз в этом году встречались, было время обсудить.

Ну да, согласились мы, требуем отменить  европейские визы, а к  братьям своим ездим через  кордоны.

Родина встретила девятиградусным морозом  в ночь на революционное 7 ноября, но  сухим асфальтом. Тепло вспоминался Крым…